Тропой Койота: Плутовские сказки

Укутанная снегом, скованная льдом, зима застыла без движения, являя собой полную противоположность любым превращениям. Бабушка Янг слегла, жалуясь, что ей уже не хватает сил подниматься на ноги. Встревоженный болезнью хозяйки, Полковник Пудинг был просто вне себя и целыми днями оставался с нею, расхаживал взад-вперед по спинке кровати, непрестанно бормоча неподвижными фарфоровыми губами: «Мама… мама…» Больное колено констебля Гаррета, по его собственным словам, расшалилось – сквернее некуда. Регулярных обходов, дабы убедиться, что в городе – мир и покой, он больше не совершал, а просто сидел за столом в кабинете, раскладывая бесчисленные пасьянсы, которые никогда не сходились. В разгаре этого всеобщего «ригор мортис»[143] пастор Хинч на воскресной проповеди призвал жителей Липары проснуться, пробудиться и что-либо предпринять, что-нибудь да изменить, но когда для прихожан настало время ответить ему молитвой, две трети ответов оказались безудержным храпом. Мы с Лидой, сидя у кухонного стола, пили чай и даже не глядели друг на друга. И я, и она ждали, что беседу начнет другой, и вслушивались в свист ветра – самого обыкновенного ветра – за дверью.

В конце концов, с весенним таянием снегов, липарцы несколько воспрянули духом и мало-помалу начали возвращаться к жизни. Правда, как-то заученно, безрадостно, монотонно. Казалось, все вокруг утратило свою прелесть, сделалось скучным, неинтересным. По-моему, первым, был Бек Харбат, городской аптекарь. По-моему, это он первым обмолвился в беседе с покупателем, что по ночам больше не видит снов. Покупатель призадумался, кивнул и сознался, что сам ничего не видит во сне с самого конца лета.

Сие наблюдение кружило по городу неделю или две, обсуждалось в самых разных кругах, и все сходились на том, что им тоже ничего не снится. Наконец мэр города, Джеймс Меерш-третий, созвал экстренное общегородское собрание, темой коего объявил эпидемию сна без сновидений.

Собрание должно было состояться в мэрии, в семь вечера ближайшего четверга, но так и не состоялось. После того, как мэр объявил о времени его начала и предмете разговора, многие, сосредоточившись на данном вопросе, осознали, что на самом-то деле видят сны. Проблема, как сформулировал Бек Харбат, тот самый, с кого все и началось, заключалась в другом: из этих снов напрочь исчезло все необычное. Что бы ни снилось горожанам после того, как ветер не пришел в положенный срок – все это имело характер самый что ни на есть прозаический: завтрак, поход на работу, чтение вчерашней газеты, заправка постели… От химерических чудищ, от небывалых событий в стране снов не осталось и следа.

Второй причиной отмены собрания послужило то, что в среду, накануне назначенного дня, отошла в мир иной бабушка Янг. Да, в последние годы она очень одряхлела, однако смерть ее удивила и опечалила весь город. Она была старейшей жительницей Липары, дожила до ста двадцати пяти лет, и все мы ее любили. Всю жизнь отличавшаяся прямотой и здравомыслием, в минуту смерти она сказала моей жене (Лида поочередно с другими соседями сидела при ней, скрашивая ее последние часы):

– Должно быть, смерть – и то не так уныла, как наша Липара в последние дни!

Похороны мы ей устроили самые пышные, какие только смогли в нашем-то угнетенном состоянии, а мэр выделил средства для установки на городской площади памятника в ее честь. Когда ее гроб опускали в могилу, Полковник Пудинг, сидевший на насесте, поставленном рядом специально для него, встрепенулся. В уголках его кукольных глаз выступили слезы. Произнеся надгробную речь из одного слова «мама», попугай расправил крылья, взвился в воздух и скрылся из виду.

Шли дни. Настало лето, а нам по-прежнему снилось, как мы едим гороховый суп и подрезаем ногти на ногах. Казалось, ничто на свете не в силах развеять нависшего над городом заклятья. Мы ходили по улицам, будто во сне, приветствуя друг друга едва заметными кивками да вымученными улыбками. Даже огромные кудрявые облака в синем небе больше не принимали форм драконов или пиратских кораблей, как в прежние времена. И вот, когда это оцепенение сделалось невыносимым, однажды ночью кое-что произошло. Казалось бы, сущий пустяк, однако мы вцепились в него, как муравьи – в прутик, подхваченный течением бурной реки.