Городская площадь полностью преобразилась. Оградки и фонарные столбы – сплошь увиты лентами из золотой бумаги. В южном углу, лицом к импровизированной сцене из дощатых поддонов для кирпичей, по-видимому, одолженных на местной кирпичной фабрике, расставлены ряды складных стульев. Два высоких шеста по бокам сцены поддерживают пестрый занавес, сооруженный из старых пледов, сколотых вместе булавками. Вокруг сцены расставлены шесть зажженных факелов; их мягкий свет на фоне темнеющего неба с каждой минутой становится все волшебнее и волшебнее.
Констебль Гаррет, одетый в цветастый балахон, с огромной сигарой в углу рта, с бантом на макушке, взял на себя роль капельдинера. Он выстроил нас в очередь невдалеке от зрительских мест. Все мы хвалили его наряд, говорили, что выглядит он просто чудесно, а он, как обычно, устало кивал и отвечал:
– А вы думали!
По площади деловито, озабоченно сновали липарские детишки, а возглавляла их бурную деятельность мисс Тот – с синей кожей и в парике из резиновых змей, то шепотом раздававшая указания, то склонявшая ухо пониже, чтоб выслушать вопросы и предложения учеников. Внезапно все замерли и умолкли. Тишину нарушало лишь негромкое потрескивание факелов.
– Пожалуйста, приготовьте билеты, – объявил констебль Гаррет.
Подняв руку, он указал нам путь. Прежде чем мы расселись по местам, нас препроводили к трем длинным столам, на коих были разложены разноцветные маски зверей, предметов домашней утвари, морских раковин и вообще всего, что только можно вообразить, сделанные из папье-маше. К каждой по бокам были прикреплены длинные куски проволоки, загнутые дужками, так что маску можно было надеть и носить на манер очков. Среди масок лежали и шляпы, свернутые из газет, а на краю каждого стола возвышалась груда вееров – картонных кругов на палочках.
Я остановил выбор на маске, превратившей мою голову в банку консервированных бобов, а жена надела маску курицы. Лицо Милдред Джонсон сделалось медвежьей лапой, ее муж стал ярко-желтым солнцем, Бек Харбат взял себе маску собаки, а мэр города, Джеймс Меерш-третий, отвернулся от стола в облике зеленой мартышки. Как только все перестали быть самими собой, мы разобрали веера, сели перед сценой, и праздник тут же начался. Из-за занавеса появилась мисс Тот. В руках она держала вешалку для шляп, которую поставила рядом с собой. Поприветствовав и поблагодарив всех нас за внимание, она представила собравшимся Полковника Пудинга – создателя и основателя Праздника Ветра Сновидений – и покинула сцену. Спустя мгновение над нашими головами захлопали крылья. Спустившись вниз, Полковник Пудинг уселся на вешалку для шляп, трижды пронзительно крикнул, расправил крылья, дважды кивнул головой и сказал:
– Мама, сказка о ветре сновидений. В давние-давние времена…
Сделав многозначительную паузу, он взлетел в небо. Из-за занавеса выбежала Джессика Джонсон, живо убрала со сцены вешалку, и пьеса началась.
В пьесе рассказывалось о великом волшебнике, жившем вместе с женой и дочерью в замке среди северных гор. Волшебником он был добрым, магией пользовался исключительно белой и исполнял желание всякого, кто рискнет проделать долгий нелегкий путь к его замку, при условии, что пришедший просит не за себя, а за кого-то другого. Отказывал он только тем, кто желал богатства или власти. По ходу пьесы хор самых младших детишек пел песни, в которых сообщал нам подробности жизни в замке на горной вершине. Затем над сценой запорхали белые конфетти, изображавшие снег, а заодно отмечавшие течение времени.
Настала зима, и жена волшебника, которую он очень и очень любил, захворала простудой, перешедшей в воспаление легких. Вскоре сделалось ясно, что она умирает. К каким бы чарам и заклинаниям волшебник ни прибегал, ничто не могло исцелить ее. Смерть жены опечалила и волшебника, и его дочь. Увидев, что в мире есть вещи, неподвластные его магии, волшебник начал очень тревожиться о дочери: вдруг судьба матери постигнет и ее? Перед смертью жены он обещал ей, что всегда будет любить девочку и заботиться о ее благополучии. Теперь это обязательство затмило для него все остальное; даже крохотный порез или разбитая коленка дочери причиняли ему великую душевную боль.
Шло время. Девочка росла, развивалась, умнела. Однажды ей захотелось спуститься с горы и повидать других людей. Однако волшебник знал, сколько опасностей ждет ее там, во внешнем мире. Прежде, чем дочь достигла того возраста, когда ее было бы не удержать, он наложил на нее чары и погрузил ее в глубокий сон. А дабы защитить понадежнее, заключил спящую в большой гороховый стручок с оконцем, чтоб видеть ее лицо, когда потребуется. Там она и спала, не меняясь и не взрослея, и волшебник наконец-то смог облегченно вздохнуть.