Тропой Койота: Плутовские сказки

К концу первого года ее охранительного сна он заметил, что во сне она грезит: сквозь окошко виднелись фигуры и образы, клубящиеся над ее лицом. Волшебнику стало ясно: если он не найдет способа откачать ее сны из стручка, стручок рано или поздно переполнится и лопнет. Прибегнув к магии, он наколдовал на верхушке стручка кран. А раз в год, когда лето сменяется осенью, взбирался на стремянку и выпускал скопившиеся в стручке сны. Сны вырывались наружу, будто струя гейзера, собирались в нечто наподобие тучи, которая, сформировавшись окончательно, вылетала за окно. Там горные ветры подхватывали сны дочери волшебника и несли их на юг, и по пути их жизненная сила меняла все, к чему они ни прикоснутся.

Следя за развитием сюжета, я не уставал дивиться качеству постановки и изобретательности бутафоров. Гороховый стручок, в котором спала дочь волшебника, был сооружен из огромной багажной сумки с окошком, прорезанным в ней перед лицом девочки-актрисы – Пегги Фруше, игравшей свою роль просто великолепно. Клубящиеся за окошком сны изображались при помощи множества вырезанных из цветной бумаги силуэтов различных зверей, людей и прочих предметов, приклеенных к невидимым для зрителя палочкам; направляемые руками красавицы Пегги, все эти силуэты грациозно проплывали перед ее закрытыми глазами. Когда же волшебник повернул кран, выпуская сны на волю, они приняли облик младших ребятишек в фантастических нарядах. Детишки бешено закружились по сцене, и сбежались вместе, готовясь лететь на юг. Но самым удивительным оказалось другое: бездельник и хулиган Альфред Лессерт, веснушчатый парнишка с копной рыжих волос, играл обеспокоенного волшебника с неподдельной страстью, далеко выходящей за рамки актерской игры.

Сидя среди других горожан, я со всем вниманием следил за тем, как в замок на далеком севере пришел просить об исполнении желания юноша, и как он, обнаружив девушку, освободил ее, и как затем вышел на бой с ее отцом-волшебником, который едва не убил его смертоносным заклятием, но, вняв мольбам дочери, подарил ему жизнь и позволил юной паре уйти из горного замка навстречу свободе. Передо мной, на сцене из дощатых поддонов для кирпича, разворачивалась год за годом моя собственная жизнь – жизнь, проведенная здесь, в Липаре! Но прежде, чем я успел осознать это, пьеса подошла к концу, и вот уж волшебник произносит свой финальный монолог, благословляя молодых под густым снегопадом.

– Ступай же в мир, дорогая моя! – кричит он дочери вслед, обводя взглядом зрителей, заглядывая каждому в глаза. – Наш ветер будет дуть, неся с собой и радости и огорчения, и что кого постигнет, когда согнутся ветви и листья зашумят, заранее знать невозможно. Уверенным можно быть только в одном: ни в чем нельзя быть уверенным! Только держитесь друг к другу поближе, да ничего не бойтесь, ибо однажды, в темнейшую из ночей, этот ветер, Ветер Сновидений, может прийти и к вам!

В конце представления актеры вышли на поклоны под бурю аплодисментов. Затем нам велели поднять повыше веера и махать ими изо всех сил. Все зрители и все, кто стоял на сцене, замахали в воздухе всем, чем только могли, сотворив две сотни маленьких ветерков, слившихся в могучий ураган, принесший с собою покой и уют и никого не оставивший таким, как прежде. После этого кое-кто пошел плясать комбару под аккомпанемент гармоники констебля Гаррета, а дети затеяли игру в прятки в темноте. Остальные пили пунш, беседовали и смеялись до поздней ночи, пока факелы не догорели.

По пути домой, при свете звезд, Лида созналась в том, что это она с несколькими соседками, прибирая в доме покойной бабушки Янг перед тем, как он будет продан новой семейной паре, переезжающей в Липару, обнаружила под кроватью стопку бумажных листов с планами праздника и набросками пьесы.

– К тому времени Полковник уже привел в действие задуманный ею план, потому я и не сказала никому ни слова, чтоб не испортить сюрприз, – пояснила она.

Я заверил ее, что очень этому рад.

Проходя мимо скамьи под тем самым старым дубом, что приносил плоды, полные синих летучих мышек, мы случайно увидели Альберта Лессера, целующегося с Пегги Фруше.

– Кое-что так и остается неизменным, – шепнул я Лиде.

Усталые, мы рухнули в постель, и я долгое время лежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в мерное дыхание Лиды и шорох ночного бриза, дувшего в открытое окно сквозь жалюзи. Поначалу мысли мои были полны красками и звуками праздника – мерцанием факелов, яркими масками, смехом, – но мало-помалу все это уступило место одной-единственной картине. Перед глазами возник тот самый старый волшебник – один на вершине горы в дебрях далекого севера. Сквозь густой снег я увидел его седую бороду и узнал его морщинистое лицо. Пробормотав заклинание, он поднял жезл, кивнул в знак того, что согласен исполнить мое желание, и я понял: все это – сон.

Джеффри Форд

* * *