Тропой Койота: Плутовские сказки

Линна кивком указывает на еще двух собак, высунувшихся из кустов (ей прекрасно известно: резко вскидывать руку – даже затем, чтобы помахать кому-то или на что-то показать – нельзя):

– Кто такие эти двое?

– Хоуп и Мэгги.

Собаки нервно кивают, будто кланяются. В глаза Линне не глядят. Эта болезненная настороженность Линне знакома: точно так же смотрели вокруг все бродяжки, появившиеся в Норд-парке в последнее время, выгнанные хозяевами из дому после Перемены. До сих пор она видела в Норд-парке пятерых; эти две – новенькие.

– Сказка, – объявляет колли по кличке Хоуп.

2. Одна Собака теряет ошейник

Это та самая собака. Живет она с хозяином в маленькой комнатке. От ошейника у нее горло чешется, вот она и дерет его когтями. Хозяин, когда приходит домой, привязывает к ошейнику веревку и ведет собаку наружу, на тротуар. А снаружи – оживленная улица. И захотелось собаке поиграть на мостовой с машинами, которые так сильно пахнут и так быстро едут. Хозяин тащит ее домой, а она сидит и – ни с места. Дернул хозяин веревку, а ошейник соскользнул и упал на землю. Видит это собака и – прыг с тротуара на мостовую. Машина на нее наехала и задавила насмерть.

* * *

Это не первая сказка, которую Линна слышит от собак. В первой рассказывалось о псе, весь день сидевшем взаперти, а потом выбежавшим за хозяином помочиться на дерево. А как только пес закончил, хозяин его побил – за то, что пес весь ботинок ему мочой обрызгал. Та сказка называлась «Один Пес писает на хозяина». По сути, главный герой – всегда один и тот же. Имени у него нет, но все собаки зовут его (или ее: пол от сказки к сказке меняется) Один Пес (или Одна Собака). Каждая сказка начинается со слов «это та самая собака» или «это тот самый пес».

Маленький пыльно-серый Голд – признанный сказочник. Как только небо темнеет, а в воздухе появляются тучи москитов, бродяжки Норд-парка выбираются из кустов, садятся или ложатся на брюхо и слушают Голда. Слушает вместе с ними и Линна.

Возможно, собаки рассказывали сказки и прежде, только мы не могли их понять. Теперь они рассказывают свои сказки здесь, в Норд-парке, и в Круз-парке чуть к югу отсюда, и по всему белу свету. Сказки не всегда одинаковы, хотя схожесть есть. Собрать их все не представляется возможным. Собаки не жалуют назойливых этнографов с диктофонами и вопросниками.

Кошки после Перемены тоже рассказывают сказки, но какие – этого нам не узнать никогда.

Когда сказка кончается, а последний ломтик картошки фри исчезает в собачьей пасти, Линна спрашивает Хоуп:

– Отчего вы здесь?

Колли отворачивается.

– Мама велела нам уходить, – отвечает за нее Мэгги, маленький джек-рассел-терьер. – У нее маленький.

Тон Мэгги безразличен и сух. Хоуп, напротив, горюет по женщине и ребенку, которых так любила, и машинально лижет лапу, будто испачкалась и никак не может отмыться.

И этот сюжет Линне знаком. Все то же самое она слышала от остальных новых бродяжек Норд-парка – от всех, кроме Голда, этот был бродячим всю жизнь.

Порой мы думаем, будто хотим узнать, о чем думают наши собаки. На самом деле нам этого вовсе не хочется. Те, кто смотрит на нас ясным взором и видит, кто мы на самом деле, страшнее любого бандита с пистолетом. С бандитом можно вступить в бой, от него можно убежать или спрятаться, а вот правда прилипнет, как сосновая смола – поди отчисти. После Перемены некоторые владельцы собак всякий раз, встречаясь взглядом с питомцем, чувствуют холодок в животе. И – рано ли, поздно – просят его поискать новый дом, или «забывают» запереть калитку, или с руганью гонят бывшего друга метлой за порог. Или собаки уходят сами, не в силах вынести выражений хозяйских лиц.