Вернувшись домой, Софи заглянула к сыну. Филипп ворочался с боку на бок, беспокойно метался, держась за живот. Ранги исчез.
– Дина! – В окрике отчетливо слышался всхлип. – Ты что с Ранги сделала?!
Кошка выгнула спину, прыгнула вбок и скрылась под кроватью.
– Не бойся, малыш, – шепнула Софи Филиппу на ухо, – мы справимся. Я много слышала, как люди одолевали лейкемию.
При виде этих звуков – округлых, дрожащих целых нот, горохом сыплющихся вниз по туннелю, что вел к уху Филиппа, Ранги в ужасе вытаращил глаза. Правда, по пути падающие ноты растолкали в стороны немало ужасных клеток, но на их место тут же подоспели новые. Чудовищная Медуза по ту сторону грудной клетки захохотала. И не только над тем, что Ранги оказался в ловушке. Теперь он знал, кто эти чудища, а от этого было куда страшнее.
Склонившись над кюветой с закрепителем, Элис пошевелила отпечатанные снимки кухонными щипцами. Щипцы совсем почернели: когда-то, на Рейнджелийском Лосином Фестивале, при помощи этих самых щипцов, ей довелось изжарить почти сотню кур кряду. Как хорошо, что фотолаборатория устроена здесь, в прачечной, а не в подвале! Со сломанной ногой по лестницам не погулять, а между тем Элис не терпелось отпечатать отснятое и отослать фото в Калифорнию, порадовать Филиппа. Опершись на костыль, она переступила с ноги на ногу. Тело казалось тяжелым, будто камней за ужином наелась. Ее седые волосы были собраны в узел и заколоты годичной давности палочками из китайского ресторанчика «Сун Кин». Вот напасть: со сломанной голенью и в Калифорнию не полететь, и даже до города не дорулить!
Встряхнув кювету, она полоснула злобным взглядом снимок с рыжими белками, стрекочущими на нее с ветки пышной ели. Снимала, лежа на спине. Приняла пень в зарослях за лося, поспешила заснять его, споткнулась – и вот, пожалуйста. Этот проклятый, дурацкий перелом…
В бессильной злости Элис ткнула щипцами в беличью морду, расцарапав эмульсию, и тут зазвонил телефон.
– Алло?
Прозвучало это не слишком приветливо, но уж очень тоскливо выглядела просторная, насквозь продуваемая сквозняками кухня, обвисший баннер «Поздравляем, Филипп!» на стене и сморщившиеся воздушные шары с разноцветными надписями
– Мама?
– А-а, Софи! Звонишь попросить прощения? Ну и подвел же меня этот твой рецепт сангрии! Мы с Эмили Макфи решили, что на вкус она совсем как фруктовый пунш, и выпили столько, что весь вечер пытались взять верхние ноты из «Доброго старого времени»[91]
. Конечно, весело было, но голова наутро…Ну, вот-те здрасте! Сама разболталась хуже рыжей белки! Обычно Элис любила подшучивать над дочерью, давным-давно, в молодости, бросившую веселый Мэн, чтобы отправиться в Калифорнию, сделаться хиппи, выйти замуж и навещать мать лишь пару раз в году… но сейчас не время было треп разводить. Ей просто не хотелось услышать дурные новости.
– Мама! Кажется, Филиппу хуже. Да что там «кажется» – ему вправду хуже!
Голос Софи задрожал. Все, что она держала на сердце, выплеснулось наружу и хлынуло по телефонным проводам прямо в ухо Элис.
Элис взглянула в окно, на грядки черники. В части растений Филипп – настоящий волшебник, и она думала спросить его, почему ягоды так страдают от паразитов, когда он приедет на прощальную вечеринку. Похоже, на варенье этим летом рассчитывать не стоит.
– Ма! Ты меня слышишь? Как твоя нога?
– Лучше, чем все остальное, дорогая, – ответила Элис. – Пожалуйста, передай Филиппу, что я его очень-очень люблю.
Остатка разговора Элис почти не запомнила. Распрощавшись и повесив трубку, она распахнула окно и запустила ложкой в белку на дереве. Злодейки! Гадины ползучие! Ложка прошла мимо цели на целую милю, и белка разразилась оскорбительным стрекотом. И отчего только все соседи так гордятся любовью к животным? Животные… Ха! Вредители! Партизаны лесные!
Постучавшись в заднюю дверь Элис Гарднер и не получив ответа, Адам Драббл вытер грязные подошвы о резиновый коврик, украшенный королевской лилией, поставил у порога коробку с продуктами (сверху, как всегда, лотерейный билет: Элис так любит схватить его, соскрести серебристую краску и устроить ему сущий ад за то, что билет опять оказался пустым) и на цыпочках вошел внутрь. Уж не кажется ли ему? Или ее коллекция «лосиных» украшений – керамических подставок для книг, кухонных полотенец, дверных доводчиков и ручек – размножилась за ночь?
– Миссис Гарднер! – окликнул он хозяйку. – Я ваш заказ привез!
Хозяйка сидела в покойном аннинском кресле, стиснув обеими руками костыль и низко склонив голову. Узел волос на ее макушке наполовину распался, палочки для еды торчали из него в стороны, будто лосиные рога, плечи вздрагивали от рыданий.
– Миссис Гарднер! – Присев перед ней, Адам погладил ее руку. – Это вы из-за внука? Мы так ждали праздника в его честь…
– Нет, я плачу из-за того, что на пробах в балетную труппу облажалась.
Адам невольно заулыбался.
– Послушайте, голубушка, – сказал он, – у меня идея.