В последний раз взглянув на реку, что вела наружу, к свободе, Ранги остановил Филипповы слезы, схватив слезный проток и направив струю печали и горечи Чудовищной Медузе прямо в морду – будто из пожарного рукава. На миг тварь оглушило, отбросило назад. Воспользовавшись этим шансом, Ранги нырнул назад – к сердцу, в самую середину туловища, туда, где зловредные клетки готовились торжествовать победу.
Он все еще здорово сердился на Дину за то, что та обозвала его обезьяной. Ух, он ей еще покажет! Между прочим, изобретательностью обезьян в использовании всевозможных орудий издавна восхищается весь мир! Пока Чудовищная Медуза не оправилась от нежданного душа и не вернулась на место, Ранги, вообразив над собой гущу лиан (окей, окей, он родился на игрушечной фабрике, но ведь и там хватало труб под потолком!), ухватился за вену, качнулся на длинных руках, перелетел к артерии. Великий музыкант, вдохновленный потоком воспоминаний Филиппа, он сгреб ноты, прилипшие к облезшей шкуре, расставил их по линейкам нотного стана и захлестнул ими стаю болезнетворных клеток, как сетью. Изловленные клетки взорвались, вспыхнули огнем, но музыка прихлопнула, погасила пламя, оставив от него только дым.
Швырнув половинными нотами в клетки, стерегшие ход к уху, и взорвав их, он поскакал дальше, цепляясь одной рукой за вены, а другой нанизывая на линейки зажатые под мышкой звуки. Кое-какие фразы звучали малость фальшиво, но Ранги разбрасывал их, где только мог, и вскоре костры пылали повсюду, куда ни взгляни. Ранги остановился перевести дух, и вдруг в дыму, прямо перед ним, возникла Королева Медуз. Один взмах щупальца – и Ранги пойман.
Ранги жалобно захныкал и выронил последние ноты. Чудище не отпустит, не разожмет хватки, пока он не сгорит насмерть!
Однако ноты, обретя свободу, воодушевились, встрепенулись, начали множиться, словно эхо, словно воспоминания о воспоминаниях, принялись колоть трепещущие крылья Чудища тактовыми чертами, рубить их в клочья. Подняв взгляд, Ранги вздрогнул. Стайка нот, вытянувшись цепочкой, слилась в острое копье-глиссандо, тут же устремившееся к нему – прямиком в голову. Ранги отчаянно взвизгнул…
…но в следующий миг сообразил: музыка подбрасывает ему оружие! Схватив копье из нот обожженной лапой, он вонзил яростное глиссандо Генделя в тушу Чудища. Чудище взвыло, а между тем еще одна стайка нот над головой сомкнулась кольцом и рухнула вниз, точно оборвавшаяся люстра. Ранги что было сил прыгнул вверх, сквозь кольцо… а Чудовищная Клетка-Медуза, предводительница воинства болезни, вспыхнула, взорвалась, точно бракованная римская свеча, рассыпав во все стороны ядовитые искры, но новые стайки нот резво метнулись вниз, гася зловредные огоньки ценой собственной жизни.
Поморщившись от боли, Ранги прихлопнул ладонями горящие уши и огляделся. Поле боя было усеяно затухающими огнями и умирающими нотами.
– Нет, – велел он, увидев несколько музыкальных фраз, плывущих к нему, – оставайтесь-ка здесь. Здесь ваше место.
С этими словами он сложил ладони над головой и поплыл сквозь заваленный углями, сужающийся туннель к Филиппову уху – к светлому пятнышку, к лосю под струями пластикового дождя, словно бы подсказывавшему, что до спасения рукой подать. Однако стоило ему рвануться навстречу свободе, догорающие остовы мертвых клеток крючьями впились в тело. Взвизгнув от боли, он кое-как протиснулся в ухо Филиппа, наружу, схватился за пострадавшие в тесном коридоре уши – и обнаружил, что они оборваны под самый корень. Он подождал, не поднимет ли его кто, но Филипп спал беспробудным сном, а в комнате было темно. Не дождавшись подмоги, Ранги осел на пол, обмяк и отключился.
Очнулся он, почувствовав пальцы Софи, гладящие облезлую шкуру. Прикосновение к ранам на месте ушей заставило вздрогнуть от боли. О, ну надо же – и Дина тут как тут!
– Дина! – восклицание Софи прозвучало, точно приемник Ранги на самой малой громкости. – Ты зачем же Ранги истрепала? Зачем уши ему отгрызла?
А что там говорит Марта? Улыбается. Под потолком качаются шары – красные и синие, цветов крови, перегоняемой сердцем, а на каждой из синдерелл – синяя ленточка, как будто Ранги попал на детский праздник, где призы достаются всем, чтоб никто не остался обиженным.
– Просто чудеса, – сказала Марта.
Щеки Филиппа раскраснелись от жара, однако он не лежал, а сидел, да еще улыбался.
Казалось, Ранги вот-вот лишится чувств, но тут Софи усадила его рядом с Филиппом, а тот закинул руку Ранги себе на плечо, другую – на плечо Марты, и сказал:
– Не нужна мне Европа, мам… – и еще что-то о том, что здесь, рядом с ним, целый мир.
Слов Ранги не разобрал. В этот момент Софи включила его, приемник заиграл Девятую симфонию, и, не услышав знакомых величавых аккордов, Ранги понял: да он же глух, совсем как великий Бетховен!