Тропой таёжного охотника

Вооружившись четырехметровым удилищем и такой же длины леской, запасшись слепнями и кобылками, он подошел к перекату. В затишьях — за камнями и в заводи — под быстриной то и дело всплескивали хариусы, сверкая на солнце серебристым брюшком.

Насадив на крючок слепня, Прокоп Ильич без грузила и без поплавка забросил снасть к игравшим рыбешкам. Этот способ лова, «нахлыстом», — как будто самый простой, но требует от рыбака большой сноровки и расторопности при подсечке быстрой рыбки. Хариус не заставляет себя долго ждать. Стремительно метнувшись к плывущей на поверхности приманке, он жадно хватает ее и бросается в глубь затопка. В этот момент и надо подсечь.

Каждую минуту Рогов выбрасывал на берег серебристую, с красноватым отливом на спине, трепещущую рыбку. Когда у него кончился запас слепней и кобылок, он выдрал из шинели пучок шерстинок, намотал их на крючок и забросил в воду. Хариусы охотно набрасывались и на эту «наживу».

Через час охотники навьючили лошадей и вывели их на проселочную дорогу. По ней вскоре догнали ехавшего «в район» колхозника и подсели к нему на телегу.

Дома Прокоп Ильич поспешил распороть тулуны. Мясо прекрасно сохранилось. Его немедленно переложили в бочки и запили семипроцентным рассолом. В таком виде оно хранилось две недели — до приезда автомашины из города.

Как было договорено раньше, охотники ждали возвращения товарищей с Улана к десятому августа. Фока и Гаврила Данилыч вернулись с опозданием на три дня, изможденные и исхудавшие. Им не удалось убить лося и две недели косовицы пришлось провести на сухарях.

Посетовав на свою неудачу, они поспешили к столу и накинулись на отварное мясо и молодой картофель, залитый сохатиным салом.

Глава VI В кедровнике

С письмом из Госрыбнадзора пришло разрешение на городьбу в Джиле заездка. С этим известием немедленно начались сборы: охотники точили топоры и пилы, заряжали патроны. К вечеру у них все было готово к выезду.

Как ни уговаривали товарищи Симова отложить выход на день позже, объясняя все нехорошим тринадцатым числом, все же на другой день в полдень все четверо выехали на устье Джилы городить заездок.

В намеченном районе старики отправились к реке выбирать подходящее место для постройки плотины. Этот, один из ответственнейших моментов, требовал большой предусмотрительности; чтобы будущее сооружение не подмыло и не унесло водой, необходимо было подобрать не глубже метра перекат с ровным каменистым дном и ровным течением по всей ширине реки. Для облегчения работ нужно было учесть и близость строительного материала — леса, заваленного колодником, пути подвозки лесоматериалов и тальниковых прутьев.

Наконец такое место нашли. Вскоре на берегу против него был сооружен основательный балаган, покрытый лубьем, и расчищена коновязь. А к вечерней заре все разбрелись по лесу на охоту.

Фока с винтовкой отправился за глухарями в Ганькин ключ. На южном склоне в брусничнике поднялся первый выводок глухарей. Старая «капалуха» с квохтаньем перелетела поляну и грузно опустилась в крону раскидистой сосны. Следом за ней взлетели и расселись на смежных деревьях четыре глухаренка. У молодых петушков уже чернели шейка, голова и грудка. Несмотря на это, птенцы были еще наполовину меньше взрослых и по размеру не превышали домашней курицы. Фока не стал разбивать выводок. Осторожно пробираясь опушкой бора, он заметил впереди, среди низкорослых кустарников брусники, старого иссиня-черного петуха. Глухарь вышел на полянку к галечной площадке поклевать мелкие камешки, необходимые всем растительноядным птицам для перемалывания в мышечном желудке корма. Фока воспользовался неподвижностью птицы и выстрелил.

По дороге к табору он подстрелил второго глухаря, подсевшего на вершину сосны. У балагана встретил его Прокоп Ильич. Ему удача также сопутствовала. На спиннинг он поймал пару ленков.

Последними вернулись лейтенант и Гаврила Данилыч. Они простояли зарю в долине Ямной, у озер, на вечернем перелете уток и настреляли по десятку каждый. В общей связке были чирки-трескунки и клоктуны, серухи, касатки, пара кряковых и огорь. На таборе каждый поделился своими охотничьими похождениями. Затем инициатива перешла к Рогову, который особенно уморительно умел рассказывать про свои охотничьи приключения.

— Случилось как-то поздней осенью, — рассказывал Рогов, — забрел ко мне на заимку молодой охотник. Заночевал и весь вечер все о себе болтал, какой он есть знатный охотник. А ружье свое расхваливал, будто бы оно по бою просто пушка «Берта», мол, такого на всей земле не сыщешь! Сказывал, как даст из него по тростникам — так просека, а по гусю стрельнет — падает тот, как тряпка. Я, было, ему палец изогнутый крючком показал — загибаешь, мол, — а он пуще прежнего распалился.

— Ты что, старина, сомневаешься? Да была б утченка, я б тебе доказал! — С моего, говорит, Зауэра, как с поводком по стае дашь, так меньше 10 уток никогда не падает… — Ничего я ему не ответил. Думаю, пусть себе радуется… Молодой ведь…