Тропой таёжного охотника

14 сентября, Семенов день, считается началом рева изюбров — брачного периода у этих самых крупных, после лося, оленей. С вечерними зорями могучие быки поднимаются к вершинам сопок, на открытые места увалов и старых гарей и мощным ревом, слышным за три-четыре километра, привлекают к себе самок и вызывают друг друга на бой.

Обычно, спустя неделю, самые сильные рогачи обзаводятся «гаремами», порою до 10 самок, которых они ревностно охраняют от соперников. Охотники предлагали использовать время гона для учета численности оленей и отстрела старых быков. Успех в этом деле зависел от уменья охотников подражать реву быков и мастерства скрадывания — бесшумного подхода к оленям.

Лейтенант, никогда не слыхавший изюбрового рева, неоднократно пытался трубить в винтовочный ствол, но товарищи морщились и отрицательно качали головой. Пришлось отложить уроки до встречи с оленями.

Нотная запись «песни» ревущего марала.

От первого холодного дыхания осени на лесных полянах поблекла и побурела перепутавшаяся трава. Березово-осиновые рощи разукрасились оранжевыми пятнами умирающей листвы. Слепни исчезли, а на смену комариному царству поднялась назойливая мошка. Днем было жарко, солнечно, но по ночам уже прихватывали ядреные морозцы.

В поредевших зарослях багульника хлопотливо перепархивали малые и ширококлювые мухоловки, касатки, пеночки-зарнички и зеленые сибирские завирушки, таловки и другие мелкие пташки, отлетающие на юг. Собрались в табунки длиннохвостые синицы и голубые сороки. В воздухе появилось множество паутиных нитей с путешествующими на них паучками, а высоко в небе показался первый треугольник журавлей. Наступила ранняя забайкальская осень.

Поднявшись каменистой тропой на Макарячинский водораздел, охотники въехали в густой и мрачный лиственничный лес. Тропа выровнялась, пошла по хребту среди зарослей брусники и вскоре вывела всадников на заболоченную горную поляну, густо заросшую голубикой.

Уваров спешился, достал из сумы котелок, замахал им по кустам и в несколько минут наполнил его ягодами.

Под гору всадники свели лошадей под уздцы и остановились на ночлег на берегу Якушихи. Эта небольшая речка с прозрачной, как стекло, и всегда ледяной ключевой водой была известна глубокими коряжистыми ямами, в которых обитали в большом количестве крупные ленки.

Наскоро поужинав, Симов поднялся каменистой россыпью к вершине сопки, покрытой редким лесом. Хотелось поскорее услышать рев изюбра.

На фоне яркого оранжевого заката ажурным кружевом выделялись еще кудрявые березки. За ними виднелись зубчатые горные дали, подернутые синевой. Алые тона неба незаметно перешли в сиреневые. Снизу потянул легкий ветерок, нарушив вечернюю тишину трепещущим шелестом усыхающей листвы.

Пе успели утихнуть зароптавшие деревца, как до слуха охотника донесся странный вопль. «Ааа-ууу-ах…» — пронеслось над сопками.

Минуты наступившей тишины тянулись томительно долго. Симов прислушивался до звона в ушах. Наконец, с противоположной стороны долины снова повторился тот же вопль. Теперь он был слышен более четко и походил на отдаленный вой матерого волка. Это ревел изюбр.

Зверь поднимался к горным вершинам. Когда он вышел на водораздел, по долине прозвучал мощный переливающийся трубный рев. Свою «песню» изюбр начинал на низком тоне. Затем переводил октавой выше, составляющей основную часть «песни», и заканчивал отрывистым, сердитым «ах!» на низком первоначальном тоне.

«Ааа-ооо-уу-ах!» — грозно неслось по долине. Лес потемнел. Замерцали первые звезды. Бык все не унимался и продолжал реветь.

В густой темноте лейтенант отправился на табор и вскоре вышел на костер.

— Слыхал, как поет? — спросил его Рогов. — Это молодой бычок. Вот старый, тот по-другому ревет, как пороз. Ну, наслушаешься еще и старых, и молодых. Рев только начался, да и зверей здесь мало…

Охотники уговорились назавтра пораньше сняться с табора, чтобы за день добраться до реки Улан.

К полудню отряд преодолел два больших перевала и по Кочковатому ключу спустился к Улану.

У самого устья ключа, на небольшой полянке, заросшей густым пыреем, стоял ветхий односкатный балаган. Это был старый охотничий табор. Подъехав к коновязи, старики спешились и осмотрели таборную площадку. На земле лежал посеревший помет лошадей. Очаг с плотно прибитой дождями золой и старыми головешками зарос травой. Из-под балагана вытянулись к солнцу длинные стебли пырея. Зеленая плесень и белые грибы на тонких ножках виднелись под корьем. Все свидетельствовало о том, что в этом году никто еще здесь не побывал. Оборудовав стоянку по-своему, товарищи расположились на отдых.

Лошади, побрякивая путами, подошли к очагу и смачно захрустели сочной травой над самым ухом Рогова. Он поднял голову. Карька, повернувшись к своему хозяину, сдержанно заржал и, подойдя ближе, потянулся губами к его рукам. Старик ласково погладил своего друга.