Когда ишаки остановились у огромной кучи нашего снаряжения, я невольно испугался. Куча казалась такой большой, а ишаки такими маленькими!.. Мы заранее и не раз и не два подсчитывали вес того груза, который могут поднять ишаки и наш единственный конь Партнер. Однако за последний день снаряжение сильно увеличилось, по-видимому, за счет молчаливых прибавлений, сделанных каждым сотрудником.
Мое тяжелое раздумье не осталось незамеченным.
Все собрались вокруг кучи вещей.
– Нет,- сказал Аркадий,-эти вещи нам не поднять, даже если заменить ишаков на верблюдов.
– Смотря как будем кормить ишаков. Если дать им овса, потянут как миленькие,- смело сказал Олег.
– Если не возьмем все сразу, придется кому-то вернуться и забрать остальное,-осторожно сказал Тадик.
– Ну, а ты что скажешь, Мамат? – спросил я.
Мамат долго ходил между вещами, приподнимая, прикидывая их вес, раскладывая на кучки и перекладывая из кучи в кучу.
– Ничего, потихонька пойдет,- наконец, сказал он.
Так и случилось…
Уже в полной темноте мы развернули свои спальные мешки и забрались в них.
Заснул я совсем не сразу, рядом ворочался в своем спальном мешке Олег.
– Холодно? – спросил я.
– Это, брат, неважно,- сказал он,- были бы козлы…
А я все не мог заснуть, все ворочался и, наконец, сел в мешке и посмотрел кругом.
Ведь здесь, ну да, конечно, здесь тогда, давно, в 1936 году, когда я в первый раз шел на Баляндкиик, меня догнал посланец с последней вестью от начальника погранзаставы.
Нехорошая эта была весть: «Берегись»,- писал он.- «Теперь достоверно известно, что Т. и Р. убиты. Те, кто их убил, скрылись и бродят в тех самых местах, куда ты идешь. Я не могу, понимаешь, никак не могу послать тебе охрану, лучше не ходи, возвращайся…»
Здесь, в этом лагере, я не спал всю ночь, вот здесь же я ходил вдоль реки, и река шумела, и была яркая луна, и я не знал, на что решиться.
Река шумела, и в этом шуме было очень многое.
Удивительно шумят реки. Ночью в этом шуме можно услышать что угодно. Можно услышать то, что ты ждешь, то, что ты хочешь, или то, чего ты боишься… И голос друга, и крадущиеся шаги убийцы.
Долго ходил и думал я. Я очень боялся идти, но еще больше боялся, что про меня скажут – струсил, испугался.
Странное, даже страшное это было время – ведь я до самого конца не знал, как все повернется, не знал, кто мне друг и где враг. Не знал, кому я должен верить и кого бояться.
И в ту ночь я все-таки решил идти вперед, не возвращаться, хотя бы только вдвоем с Мумеджаном я все же пойду на Баляндкиик и буду работать. У меня была винтовка и пистолет, и днем я ничего не боялся.
Меня многое смущало и пугало. Смущало, например, то, что проводник, который должен был идти со мной, в последнюю минуту отказался и не пошел с нами.
Я долго не мог заснуть, так живо все это вставало в моей памяти. Да, это, пожалуй, и не удивительно – ведь я сейчас буквально повторял свой тогдашний марщрут, шел по тем же местам. Поэтому так живы и были воспоминания.
Спал я плохо и несколько раз просыпался – видел, как рядом с нами неподвижно стоят ишаки. Они ничего не едят, стоят и трясутся. Очевидно, в своей короткой шерсти, приспособленной к климату жарких низин, они сильно мерзнут.
С утра холодно, на заводях и по речке (там где слабое течение)-ледяная корка. Мамат – герой: первый вылез из спального мешка и уже варит суп) У нас мало взято теплого, потому что нельзя тащить с собой много груза. Поэтому вылезать из спального мешка прохладненько. Хорошо, что солнце вскоре вышло из-за скалы и сразу согрело нас.
Место для лагеря выбрано правильно – в высокогорье нужно именно, чтобы с утра в лагере было солнце, а то подниматься и вьючиться трудно, мерзнут пальцы и никак не завяжешь и не развяжешь узла. ,
Мамат действительно доказал на деле, что он был прав: решительно все завьючили на наших ишаков и Партнера. Это решило дело, так как если бы весь груз не поместился, пришлось бы кому-то потом возвращаться. Теперь же мы можем идти смело, груз состоит из продовольствия и фуража и, значит, с каждым днем будет уменьшаться.
Мы медленно поднимаемся вдоль долины реки Кукуй-бельсу. Это широкая долина с плоским дном, окруженная крутыми склонами гор. Склоны покрыты скудной пустынной растительностью – низкими кустиками терескена и полыни, жалкими куртинками ковыля. Только по плоскому дну долины, вдоль русла реки идут довольно широкие полосы лугов. Это типичные для Памира густые и низкотравные высокогорные кобрезиевые и осоковые луга. Они довольно однообразны. На протяжении многих километров вдоль реки все тянутся полосы кобрезников, а у воды – сплошные бордюры осоки с черной копьевидной головкой.
Подъем продолжается. И чем дальше, тем все диче, все нетронутей. Ни стад, ни людей, ни юрт, ни аулов.
Здесь уже не человек хозяин – здесь царствуют звери.
Вот под склоном лежит череп с великолепными рогами и весь позвоночник, рядом шкура. На островке среди речки – второй череп с позвоночником. Это зимой орудуют волки.