И все же это слишком просто. Такие духи могла бы смешать даже Аврора, будь у нее все ингредиенты. Вот только мускус раздобыть сегодня не так-то легко, использование животных составляющих в парфюмерии запрещено, но его можно заменить синтетическим аналогом.
Так значит, Сузанна была права, говоря, что такие духи могли быть чем-то особенным в XVII веке, но для современного человека они показались бы самыми обычными. Так почему все Россини упорно искали простейшую формулу? Даже бабушка, которая всегда была такой практичной женщиной, положила всю жизнь на поиски идеального аромата. Но как бы он ни был хорош, формула, записанная в блокноте, не могла пробудить ни любви, ни страсти, вряд ли бы разумная женщина стала менять свою судьбу ради такой безделушки.
Элена прекрасно понимала записанную в блокноте формулу – она с детства умела представить запах будущих духов, глядя на их состав. И все же ей никак не удавалось разобраться, что такого особенного в древнем рецепте Беатриче.
Она спустилась в подвальный этаж, не выпуская блокнота из рук, включила свет и вошла в лабораторию. Теперь, когда все ингредиенты были известны, ей хотелось попробовать, что выйдет из их сочетания.
Элена принялась искать эфирные масла. Она прекрасно помнила, что они хранятся в деревянном сундуке. Перед отъездом из дома она внимательно отсортировала цветочные и цитрусовые, выкинула испортившиеся, а до остальных руки не дошли. Сохранился ли мускус? А амбра? Элена склонилась над сундуком и принялась открывать металлические флакончики, но едва послышался запах, ее мечты тут же развеялись. Это был не аромат, а прогорклый смрад, говоривший о том, что место этим маслам в помойном ведре. Элена вздохнула, ее охватила злость и отчаяние. От разочарования внутри все похолодело, она даже почувствовала горьковатый привкус во рту.
Формула есть, но нет материалов! Не в силах более сдерживаться, она нервно рассмеялась, а затем расплакалась. Элена с трудом добралась до стула, малыш колотил ее ножками, давая понять, что недоволен. Идеальный аромат, который с такой одержимостью искали все женщины семьи Россини, был плодом несчастной любви. Но вскоре мысли о духах Беатриче сменились мыслями о Кайле. Его слова, полные разочарования и боли, вновь зазвучали у нее в голове. «Господи, только бы я все не испортила», – подумала Элена. Она уже понимала, что совершила роковую ошибку.
– Ты уверен, что не хочешь оставить его у меня? Мне ничего не стоит приютить малыша, – сказал Бен. Он смотрел, как Кайл молча собирает рюкзак, и не понимал, как поступить.
– Я не знаю, когда вернусь, так что лучше возьму собаку с собой, – сухо ответил Кайл, сохраняя совершенно непроницаемый вид.
Бену не терпелось расспросить его обо всем, но он не знал, как начать.
– Черт возьми, Кайл, ты же не можешь уехать вот так, не можешь так поступить. Вы что, поссорились? Поговори с ней и увидишь, что все наладится. Безвыходных ситуаций не бывает.
Кайл промолчал. В последнее время из него было невозможно вытянуть ни слова. Он застегнул рюкзак, закинул его на плечо и вышел из комнаты.
– Закрой сам, – кинул он другу.
Большего добиться от него так и не удалось.
Элена проснулась с первыми лучами солнца. Она сложила в чемодан дневники Россини, чтобы воспользоваться старинными рецептами мыла, взяла несколько интересных маленьких вещичек, которые могли бы дополнить интерьер магазина, и флакон амбры, единственный, что сохранился. Она не знала, пригодится ли он в работе, удастся ли им воспользоваться, но все же решила не оставлять флакон в сундуке.
Сотни тысяч раз она вот так же сидела на этой кухне, обхватив ладонями чашку. Вдоль стен в старых шкафах стояла фарфоровая посуда. Бабушка почти никогда ею не пользовалась – только по праздникам. Запах родного дома обволакивал Элену, вызывая к жизни давно похороненные воспоминания. Этот старый сервиз тоже был частью истории семьи. Накрывая на стол, бабушка дополняла его хрустальными бокалами и столовым серебром. Когда-то сервиз приобрела одна из Россини, другая прикупила бокалы из венецианского стекла, третья нашла к ним графины и штоф. Французский фарфор датировали предположительно концом XVIII века.
Элена поймала себя на том, что уже ждет того момента, когда сможет рассказать малышу, как каждый член семьи медленно и кропотливо пополнял его наследство. Эти вещи говорили о своих обладательницах, об их вкусах, о традиции дома, к которой все Россини были столь сильно привязаны. О жажде прекрасного. О ней свидетельствовала и старая мебель, и ширма, и все те вещи, которые веками собирали Россини. Сокровища семьи тщательно сберегались для потомков.
Семья… Промелькнув в уме, это слово не спешило уходить, обретя силу и мощь, пока Элена вспоминала о детстве. До сегодняшнего дня ей не было дела ни до этого дома, ни до этих предметов. Так почему теперь на глаза набежали слезы?
Элена утерла их, вздохнула и решила, что давно пора разобраться в своих чувствах.
Она ощущала себя подавленной и усталой.