Пустота отзывается бездной, когда
Каменеет в ладонях живая вода,
Или годы плывут в лабиринт пустыря
Вереницей незрячих без поводыря.
Всё равно, что уложит строкою рука
В неразгаданном сне, но в душе облака
Остаются квадратом над суммой строки,
И огромное небо слетает с руки.
Загорается свет. Но как в зеркале ночь
Отражает любовные сцены, точь-в-точь
Проявляет сакральный язык звукоряд,
И теряется в небе растерянный взгляд.
И как время в ладонях, живая вода
Растекается в полости камня, когда
Горним эхом двойник оглашает пустырь —
Белокрылый близнец, проводник, поводырь.
К чему прислушается тьма
К чему прислушается тьма,
Как память к шороху дверному,
И тот ли, этот коридор
Распахивает воротник?..
И Бог не даст – сойдёшь с ума
И станешь думать по-другому,
Что звёзд раскаявшийся вор
Твой путь проходит напрямик.
Вверху на лестнице – каблук. Темно.
И Гоголя походка Течёт на чёрное стекло,
И небосвод – как рваный плащ.
И в пустоте тяжёлый звук
Волной раскачивает лодку,
И чьё-то время истекло,
Утихла боль, и высох плач.
Быть может, память солгала?
Но кто не знает этот адрес?..
И здесь бывала суета
Порой отлёта певчих птиц.
И тьма раздета догола,
И на ступенях тонкий абрис
Знакомой тени – высота
Провинциальных небылиц!
Здесь жили, жил, живут сейчас…
И почерк, жирный, как фломастер,
На справках ставит номера,
Ныряя в мусоре анкет.
Выносят сутки мёртвый час,
И век заканчивает Мастер,
И, как роман из-под пера,
Течёт на лестницу рассвет.
Откроет дверь условный стук,
Но там всё те же персонажи:
Застыли лики в зеркалах,
Вертинский плавает в борще…
И спичка выпадет из рук,
И не найдёшь своей пропажи,
Шагая к выходу впотьмах
Звездой в полуночном плаще.
Один-единственный портрет!
Давно забытая планета.
Какой-то вальс, вчерашний сон…
К чему прислушается тьма?
Но растворился силуэт,
И догорела сигарета,
И крутится магнитофон:
«Не дай мне Бог сойти с ума…»
Творчество
Рождается картина… И душа
Растёт навстречу чуду воскресенья.
Спасенье человека – есть спасенье
Создателя, а не карандаша.
Пусть человек – всего лишь карандаш
Над сферой рукотворного Эдема,
Но звери неба, как из книги Брэма,
Ужасны, и бессилен карандаш.
Но зеркало алмаза и графит
Для выбора простых причин и следствий
Даны не вдруг… И пламя, что горит,
Хранит печать забытых соответствий.
И верная наитию душа
Питается энергией распада,
Когда по отраженью листопада
Скользит проворный луч карандаша.
Рождение картины
П. Филонову