Трубадура

– Да чего там – с морем шутить нельзя. Берег потеряли. Тут еще и штормить немного стало. Лёвка воет, мне капец страшно, пить хочется, от немытого яблока живот крутит, Серёга сидит, молчит и раскачивается – а он эпилептик, между прочим. Хорошо нас с вертолёта засекли, пока еще не совсем стемнело. А потом уже спасатели на катере подобрали.

– Господи, какой ужас…

– Не то слово, – согласился Стёпка. – Василиса меня по всему двору ловила и успела пару раз скакалкой по спине огреть. Скакалку девчонки во дворе бросили. А потом за сердце схватилась, и батя ее еле поймать успел.

– Знаешь… – Тура остановилась у парадной и полезла в карман за ключом. – Вот за дело ты получил. Хотя ребёнка бить – это непедагогично, конечно. Ты к ней как после этого относишься? Или она тебе… как мать?

– Она мне больше, чем мать. – Стёпка забрал у нее ключ и открыл дверь. – По жопе за дело получить – ерунда, а Василиса – человечище. К тому же со мной, как я сейчас вспоминаю, иначе и не совладать было в подростковом возрасте. Пошли, хватит на холоде стоять.

…Тура крутилась перед зеркалом, придирчиво осматривая себя. Как там Стёпка сказал, когда въезжал: «Вчера школу окончила»? Сейчас на ней как раз были вещи, которые она носила во время учёбы в колледже. Пестрая сине-красная куртка, короткая шерстяная юбка в клетку. Неужели она когда-то надевала такие яркие и дерзкие вещи? Получается, да. И подруги были, и любовь. Всё когда-то было. И делось куда-то.

Тура еще раз проинспектировала свое отражение. Если накраситься… Нет, не надо. Давно уже не пользовалась косметикой, только кремом. И не надо рисковать. А то напугает еще Степана Аркадьевича перед игрой.

Они не только бегали вместе. Каждое утро Степу ждал горячий завтрак. Причём Тура накануне спрашивала, чего бы он хотел. А по вечерам они подолгу пили чай на кухне – уже после того, как была вымыта посуда. Рассказывали всякое разное друг другу – она про клиенток, он про тренировки. Или делились воспоминаниями детства – в основном Степан. Туре казалось, что она теперь знает их всех – суровую казачку Василису, доброго, но бесхарактерного Аркадия, балбеса Лёлика. Лишь о матери Степан никогда не рассказывал. Но уж кто-кто, а Тура могла вполне всё досочинить по крохам информации.

И сама тоже кое-что рассказывала. Про учёбу, например, в колледже. Про покойную Клару Корнеевну – женщину бездетную, интеллигентную и пытавшуюся из Туры воспитать приличную девушку. На племянницу Клара Корнеевна махнула рукой и, уже находясь под влиянием возрастных деменций, называла Елену Павловну, будучи «в сердцах», коротко и совсем не интеллигентно – лядью рыжей.

Елену Павловну дружба дочери с квартирантом откровенно раздражала, если не сказать, бесила. Шипела неодобрительно, косилась недобро, отпускала язвительные реплики. Тура для себя с изумлением открыла, что у либеро не только реакция острая, но и язык. Пару раз отвечал Елене так, что та шла от возмущения пунцовыми пятнами и ретировалась поспешно с кухни. А Стёпка был невозмутим, словно и не замечал ее бегства. Наверное, Василисина школа. Или гены.

В общем, они много времени проводили вместе. Почти всё время, какое бывали дома, так или иначе. Степан даже занимался теперь в столовой, за обеденным столом. Потому что там все условия, можно разложить учебники, хороший свет. И помощники в лице дипломированной медсестры Туры Павловны Дуровой и профессора-нейрофизиолога Павла Корнеевича Дурова.

Туре пришлось вспоминать, чему ее учили, а дед просто обожал пространные рассуждения на любые профессиональные темы. И тогда Стёпа подпирал голову рукой, Тура ложилась подбородком на сложенные руки, и они слушали. Периодически переглядываясь и улыбаясь.

А вчера ее на матч пригласили. Точнее, на игру – так правильнее. И она сейчас даже немножко волновалась. Потому что вдруг поняла, что очень хочет посмотреть, на что он тратит столько своего времени, что отнимает все его силы. Что за зверь это такой – волейбол?

«Нева-арена» была выстроена три года назад. Поэтому и внутри, и снаружи здание поражало – по-хорошему. Планировкой, простором.

Тура не рассчитывала, что Стёпа ее встретит – но он вышел. Но сначала позвонил.

– Ты пришла?

Она только сдала вещи.

– Ага. Я рядом с гардеробом.

– Налево и еще раз налево. Встань около служебного входа. Сейчас на пять минут буквально выскочу.

Непривычно серьёзный. В привычном спортивном костюме. Он замер, не дойдя пары шагов. Оглядел снизу вверх, потом обратно. Одобрительно поднял большой палец и улыбнулся.

– Кто бы мог подумать, что у тебя такие офигенные ноги.

Тура подавила безотчётное желание натянуть клетчатую юбку пониже на плотные черные колготы. Вместо этого демонстративно надула огромный розовый пузырь из жвачки. По закону подлости он лопнул, облепив нос и подбородок. Степан расхохотался.

Он проверил выданный накануне пластиковый пропуск и принялся объяснять, как пройти на зарезервированное место на трибуне.

Служебная дверь распахнулась, вышел темноволосый, коротко стриженный мужчина с крупным, если не сказать, выдающимся и, кажется, сломанным носом.