Трубадуры, труверы, миннезингеры

Но в Парижском университете происходили и волнения другого рода. Волнения эти вызывались столкновениями между профессорами, принадлежавшими к белому духовенству, и профессорами-доминиканцами. Доминиканцы приобрели в это время огромное значение. Преимущества, которыми они пользовались, естественно, вызывали зависть в среде белого духовенства, и, так как доминиканцы пользовались особенным покровительством папы, белое духовенство выставляло из своей среды борцов за независимость французского духовенства от Римской курии. Во главе профессоров, принадлежавших к белому духовенству, стоял в описываемое время Гильом де Сент-Амур[94]. Он резко нападал на доминиканцев и с кафедры, и в своих литературных произведениях. Но смелого профессора вынудили покинуть Париж и удалиться в свой родной город Сент-Амур. Рютбёф горячо протестовал против его изгнания. По его мнению, король не может осудить кого бы то ни было без суда, а папа не имеет никакого права простирать свою юрисдикцию на Францию. В увлечении Рютбёф грозится Божьим наказанием, которое постигнет виновных в этом деле:

Прелаты, принцы, короли,
Какое зло творим мы дома!
Из нашей выгнали земли
Достопочтенного Гильома.
Ну где же видано когда,
Чтоб так безумно поступали?
Чтоб без допроса, без суда
Совсем невинного изгнали?
От Бога скроется ли что?
Того, кто, правду нарушая,
Изгнал Гильома, Он зато
Из Своего изгонит рая!..
<…>
Когда настанет день Суда
И снидет вновь на нас Распятый,
Что вы ответите тогда
Пред справедливою расплатой?
Он вас потребует в тот час
На Страшный суд за злодеянья.
Позор и страх сомкнут у вас
Уста для самооправданья.
А я? Я смерти не страшусь,
Смотрю в глаза я смерти смело;
Легко я с жизнью разлучусь,
Коль нужно так, за это дело!

И это — не пустые слова: необходимо было иметь Рютбёфу много смелости, чтобы говорить таким языком с всесильными монахами, с папой и королем.

В то время университетские смуты приносили для высшего образования большой и трудно поправимый вред. Доминиканцы выпросили себе у парижского архиепископа сначала одну кафедру богословия, потом вторую и скоро прочно водворились в нем. Проникнув в университет, они стали отказывать в повиновении общим для всех правилам и требовать для себя особенного, исключительного положения. Когда сослуживцы пригрозили им исключением из своей среды, доминиканцы обвинили их в заговоре против церкви и короля и пожаловались в Рим, папе. При этом они принимали самый смиренный, самый невинный вид. Вот что говорил, например, в собрании профессоров и студентов Парижского университета францисканец Жан де Парм, обращаясь к профессорам, принадлежащим к белому духовенству: «Вы — наши учители и сеньоры, вы просветили нас; мы благодарны вам и готовы засвидетельствовать свою благодарность молитвами и проповедями. Мы — ваши дети и служители. Если мы и обладаем каким-либо знанием, то получили его от вас. И самого себя, и братьев, состоящих под моим началом, я предоставляю в ваше распоряжение. Мы — в ваших руках. Делайте с нами все, что покажется вам хорошим и справедливым». Таковы были слова, но совсем не таковы были чувства.

Рютбёф боролся с «университетскими монахами» в продолжение целых семи лет и подвергся за это различным неприятностям. Положение его было в высшей степени затруднительное. Оно сделается вполне понятным, если мы будем иметь в виду, что одним из монахов, преподававших в это время в Парижском университете, был знаменитый богослов Фома Аквинский. Эта борьба для Рютбёфа и его единомышленников была непосильным делом. Рютбёф в ней весьма пострадал. Папа Александр IV приказал сжечь его сочинения, направленные против монахов; над поэтом нависла угроза инквизиции.

Товарищи изгнанного Сент-Амура подали королю Людовику коллективную просьбу о его возвращении. Король дал суровый ответ, назвал в своем ответе Сент-Амура чудовищем, которое не достойно прощенья (правда, в то же время он написал папе послание, в котором хлопотал за изгнанника). Только после смерти папы Александра IV и его ближайшего преемника[95] Сент-Амур был возвращен в Париж, где его встретили с распростертыми объятиями.