Поэтому, поднимая вопрос об активном вмешательстве в жизнь, следует не только привлекать внимание общественности к отдельным случаям проявления психологии равнодушия. Нужно ставить вопрос о такой перестройке работы, чтобы человек действительно чувствовал себя полноправным хозяином.
Бытие определяет сознание. И нужно бороться с такими формами нашего бытия, которые питают всякие «пережитки» и противоречат демократической сущности нашего советского строя».
Думается, что так по-хозяйски и нужно нам подходить к решению тех больших и в то же время таких больных вопросов, о которых идет речь. И решать эти вопросы нам нужно, действительно, «раз и навсегда, под корень», как пишет рабочий Сандер из Самарканда. Все дело в том, где и в чем видеть этот корень.
«Я считал бы нужным поставить вопрос так: смерть за смерть… смерть и только смерть!» — с ходу же определяет свою позицию тов. Сандер.
Правильно? Правильно! Хотя борьба против смертной казни всегда была одной из благороднейших традиций гуманизма вообще и, в частности, великой классической литературы (Гюго, Толстой, Короленко). Но я понимаю: бывают моменты и ситуации, когда общество вынуждено идти на эту крайнюю меру. Я знаю, что бывают преступления, за которые человек, по требованию самой высокой справедливости и разумности, достоин поистине собачьей смерти.
Я был на процессе Ионесяна, совершившего шесть зверских, кровавых преступлений, я слышал его наглый тон, видел, как он, не опуская головы, смотрел в глаза родителям убитых им детей, и я подумал: да, гуманизм должен иметь свои пределы. И когда речь идет о садистах, закоренелых, профессиональных преступниках, что, кроме мер социальной защиты, можно для них требовать? Все правильно! Об этом говорят даже они сами.
Вот передо мною большая и горькая исповедь человека, отдавшего тюрьмам 32 года, то есть, по сути дела, всю свою жизнь. Сейчас ему 55 лет, и вот он, подводя итоги, пишет:
«Я не изыскиваю каких-либо льгот и помилований. Гуманность к нам — это значит негуманное отношение ко всем советским людям. Во имя высшего понятия гуманности всем злостным уголовникам, которые ведут паразитический образ жизни, если это потребуется, надо совсем закрыть ворота свободы».
А вот что пишет бывший вор по кличке «Вова Прокурор», а теперь рабочий-слесарь и отец семейства:
«Я всех их видел и знаю и всех ненавижу лютой ненавистью. Из-за них 14 лет жизни прожиты так, что вспоминать стыдно, и я понял, какие это звери. Как волки голодные поедают друг друга, так и они. У них нет ничего святого: ни семьи, ни Родины, ничего! А есть среди них и такие, для которых и слово «волк» будет слишком мягким. Их давно нужно перестрелять».
Сначала я не решился назвать подлинную фамилию «Вовы Прокурора» и попросил у него на это разрешения. И вот что он мне ответил:
«Согласен! А чтобы некоторая часть «блатных» не подумала, что мое письмо к вам — авторский вымысел, или, как они говорят, «туфта», можете указать следующее: я — Вербицкий Владимир Савельевич, 1930 года рождения, родился в Ставрополе на Кубани. Была кличка «Прокурор», имел пять судимостей — четыре за кражи и последнюю — за разбой. А сейчас, то есть с 1954 года, простой честный труженик, с 1956 года был в комсомоле, выбыл по возрасту, был членом бюро РК ВЛКСМ, начальником районного штаба «легкой кавалерии», председателем культурно-массовой комиссии РК. Работаю слесарем».
К письму Владимир Савельевич приложил свою фотографию с дарственной надписью и припиской: «Если нужно, поместите это в книге, я ничего не боюсь».
Необходимость самых крайних, суровых мер по отношению к тем, кто мешает людям спокойно жить и работать, — это требование самого народа.
И вот этот закон вышел, и карающая рука народа обрушилась на головы тех, кто посмел пойти против него.
Но разве только в этом дело? И разве только в садистах и в убийцах проблема? Нет, она значительно и значительно шире. И если при ее разрешении исходить только из стремления к покою и безопасности, значит, до крайности сузить всю эту необычайной важности и многосложности проблему преступности.
«Преступления мы изжить сможем, — говорил Ф. Э. Дзержинский, — исключительно только поднимая общее благосостояние, преодолевая разруху, развивая производство, увеличивая зарплату, удешевляя производство, увеличивая производительность труда, поднимая и усиливая чувство общественности и ответственности. А это требует величайшей дисциплины и чувства законности именно у рабочих, у трудящихся. Это долгий, тяжелый процесс. Жертвы неизбежны. Этими жертвами и являются т. н. преступники. И если с ними не бороться, если им давать «льготы», то мы для преходящего либерального чувства жалости и абстрактной справедливости жертвуем будущим, самой возможностью изжить преступления, увеличиваем их»[4]
.