Трудная книга

Вмешательство в собственную природу! — человек, ей-богу же, заслуживает того, чтобы им заняться всерьез, «во всей совокупности», и с «внешней», и с «внутренней» стороны его жизни. И особенно важно сейчас присмотреться к тому, во что, в конечном счете, выливается жизнь человечья — к психологии человеческих отношений и вырастающей отсюда психологии поведения. Это никак не под силу той научной дисциплине, которую мы называем психологией, хотя человек является для нее центральной, даже единственной фигурой. Но она исследует совсем другие стороны человека — восприятие, внимание, память, познание, обучение. Даже воля, необходимый компонент и условие поведения, берется там как бы в ее разрезе, в механизме действия, но не в сложностях взаимодействия. А в сложностях этих она переплетается и с социальной психологией, до чрезвычайности мало у нас разработанной, и в конечном счете, с социологией, с закономерностями общественной жизни. Потому и заняться этими вопросами должны бы все эти смежные дисциплины, а может быть, и какая-то новая наука, заняться, и исследовать, и осмыслить.

Но в первую очередь им должна заняться наука, для которой он является центральной, даже единственной фигурой, ради которой она и существует. Это — психология. Следуя за потребностью жизни, эта наука создала довольно развитую психологию познания, обучения, исследовала процессы восприятия, внимания, памяти. Сейчас развивается психология труда (обучение, навык, автоматика), даже зарождается космическая психология, а психология человеческих отношений и вырастающая отсюда психология поведения, поступка находятся еще в самом детском состоянии.

А ведь это же первостепенно важно — человеческие отношения. Как они складываются, чем определяются в их «внутренней интимности»? Больше того, такое изучение психологии поведения и человеческих отношений абсолютно необходимо, если ставить борьбу за осуществление морального кодекса как серьезную, научно обоснованную задачу.

Было время, все прошлые долгие века, когда над человеком, его жизнью, поведением и настроением довлела власть железных объективных законов: неправедное строение общества, эксплуатация, угнетение человека человеком. Хозяин и работник. Гнет. Этот гнет уродовал человека, его характер, извращал отношения между друг другу подобными, одних принижал, других неоправданно и не в меру возвышал, развращая и тех и других. Гнет порождал зло. Теперь этот гнет снят. А зло? Стало пережитком? Но пережиток нужно изживать. Как? Исчезнет ли он, если его просто называть пережитком? И можем ли мы утвердить добро, не победив зла? И можем ли мы победить зло, не изучив его, не исследовав его истоки, не постигнув формы и средств его существования, его, так сказать, биологию и биографию? Дорога логики ведет нас опять только к одному: к человеку. Изменена природа общественного строя. Нет капиталиста и нет пролетария. Общие фабрики и общие земли, общее народное хозяйство. План. А человек? А человек вдруг может все перевернуть, исказить, и общественное начинает служить личному. Спекулянтка-колхозница откармливает свою корову нашим общим хлебом, левак-шофер на нашей общей машине и на нашем бензине «калымит», с нас же берет деньги, а потом пьянствует на них. Общественная собственность в их руках становится средством личного обогащения и разгула. Директор фабрики ни за что ни про что увольняет честного работника, который осмелился выступить против каких-то злоупотреблений, и общественная собственность, общественные средства производства превращаются, таким образом, в орудие личной расправы. Власть, завоеванная народом и доверенная народом, в нечестных руках может обратиться против народа, поучительнейший урок чего преподал нам Берия.

Это еще раз говорит о той огромной роли, которую играет человек, справедливо названный творцом истории. Но это и налагает на него колоссальную ответственность, ибо он носитель, в частности, того, что осталось в нем от прошлых веков, и одновременно — носитель высоких идеалов будущего.

Оглянемся на прошлое. Происхождение собственности, образование капитализма, и западного, и нашего, русского, в такой мере исследовано классиками марксизма, что ни прибавить, ни убавить здесь, кажется, ничего нельзя, если говорить об экономической стороне вопроса. Но гоголевский Плюшкин совсем не похож на салтыковского Иудушку Головлева, а горьковский Артамонов — на бальзаковского отца Горио, хотя сущность у них одна и та же и все они являются звеньями одного и того же социально-экономического процесса. Одним словом, общественные явления имеют и свою психологическую сторону, которой, как мне кажется, мы уделяли совершенно недостаточное внимание. Мы знаем: капиталист, в частности, вырос из кулака, а кулак — из рачительного и предприимчивого хозяина. А какова внутренняя, психологическая сторона этих превращений?