Как сейчас, стоит у меня перед глазами один такой хозяин — крепкий, кряжистый старик с пышной седой бородой и неизменной связкой ключей на ременном поясе. У него было четыре сына, тоже бородатые и начинающие седеть, у каждого из них была жена, дети, но все были в полном подчинении у отца, и он за обедом хлопал их, бородатых, ложкой по лбу, если кто засмеется или, помилуй бог, ругнется черным словом. В доме был полный достаток, все были одеты, обуты, и для каждого сына уже была построена отдельная изба. Но избы стояли с заколоченными окнами: при жизни своей старик никого не отпускал для самостоятельной жизни. Все работали под его началом: и сыновья, и внуки, и беременные снохи, и старуха жена вертелась по дому от темна до темна. А ему все было мало. Он стал нанимать работников и тоже жал из них соки, ездил в отхожие промыслы, «в овчины» — куда-то в Латвию, на выделку овчин — там тоже имел свой дом, тоже нанимал работников и привозил оттуда немалые деньги. Ему все было мало, ему нужно было пересилить соседа, соперника, ему хотелось быть первым. Сам он уже не работал, а только ходил с ключами на поясе, указывал да покрикивал, и все его боялись больше, чем самого господа бога.
Так из простого трудолюбия и обыкновенной мужицкой хозяйственности вырастала корысть, личный эгоизм переходил в эгоизм классовый, психология — в политику: в годы Октябрьской революции внуки его уже ходили с принесенными с войны винтовками, охраняя свои сады, а потом ушли к белым.
Вспомним Плюшкина. Был человек как человек — и умный и хлебосольный, хозяйственный, и речь его было приятно послушать, а стал синонимом скупости, которая, говорит Гоголь, «имеет волчий голод и, чем более пожирает, тем становится ненасытнее». Ну, а если бы у него не умерла жена, не убежала бы с проезжим штабс-ротмистром дочь, если бы не развалилась, таким образом, вся его жизнь, получился бы из него тот Плюшкин, каким нарисовал его Гоголь? Обязательно он должен был стать Плюшкиным или не обязательно? Что для этого — какие обстоятельства, какие черты характера — нужно было ему иметь как личности? А если бы были другие обстоятельства, если бы у него иначе сложилась жизнь, стал бы он таким или не стал? Вообще, какое соотношение между общепсихологической основой личности и ее классовым лицом? Как одно влияет на другое, что смягчается и что усиливается в этом взаимодействии и что и почему в конце концов берет верх? Одним словом, достаточно ли нам для понимания хода жизни одних социально-экономических категорий?
«После меня хоть потоп!» — изрек французский король Людовик XV. «А о Петре ведайте, что жизнь ему не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе, для благосостояния вашего», — обращаясь к русским воинам в день Полтавской битвы, написал в своем приказе Петр I. Два самодержца, два ничем не ограниченных властителя и своих и чужих жизней, но смотрите — какие они разные по своему нравственному тонусу. Правда, они — выразители разных эпох и разных общественных процессов: разложения французского абсолютизма и роста российского самодержавия. Это могло сказаться, однако, лишь на исторической роли этих фигур, но психологически они все равно остаются представителями двух различных человеческих типов. Для одного власть — неограниченная возможность веселой жизни и сплошного жуирования, для другого — исполнение нравственной идеи, служение Родине и ее будущему так, как он понимал это, конечно, сообразно своему положению, времени и классу. Два купца: один пропивает свои капиталы у «Яра» с цыганами, другой скупает картины, создает картинную галерею мирового значения и передает ее, знаменитую «Третьяковку», городу для всеобщего обозрения. Один едет в Ост-Индию, в Вест-Индию, на самые что ни на есть отдаленные острова, и наживает там несметные капиталы ценой и для эксплуатации людей; другой — Фридрих Энгельс — отдает свои капиталы на поддержку учителя и учения, подрывающего основы всякой эксплуатации. Вот что значит психология! (Если, конечно, брать это слово в общечеловеческом, а не в узконаучном смысле.)
А когда блестящие офицеры, декабристы, баловни судьбы, гвардейцы, для которых были гостеприимно распахнуты двери первоклассных аристократических салонов, бросали все, шли на восстание, на виселицу, шли для протеста, для требования человеческих прав, для того, чтобы вырвать из рук помещика розгу, которая их самих кормила, и дать простор человеческому разуму и достоинству…
А когда дочь крупнейшего помещика, аристократка Софья Перовская, которой только бы блистать на светских балах, берет бомбу, участвует в убийстве Александра II и потом идет на виселицу… А сын турецкого паши, которому жить бы да наслаждаться в константинопольских дворцах, становится революционером, коммунистом, двадцать лет сидит в тюрьме и становится всемирно известным писателем и борцом за мир, это — Назым Хикмет… Что это? Психология!