Трудная книга

В пьесе «Палата» драматург С. Алешин не вывел ни стройки, ни заседания партбюро, никаких чрезвычайных обстоятельств и происшествий. Простая больничная палата на четыре человека, которые лежат, принимают лекарства и ждут выздоровления. И все-таки здесь прошел фронт. Сквозь самые обыденные, житейские мелочи — в отношениях к жене, к незаконченной работе, даже к своей собственной болезни — проступает самая настоящая большая политика. Здесь в душах людей идет борьба старого и нового, партийного и непартийного, человечности и эгоизма, выступающего как главный враг всего светлого, коммунистического.

А это и действительно так. Ведь эгоизм — это главное, что должно быть преодолено в человеке в его стремлении к нравственному совершенству. Вот для чего это чувство должно быть исследовано. Вот почему проблема преодоления эгоизма становится одной из центральных проблем во всех наших воспитательных поисках.

Принято считать, что дурное влияние заразительно, у плохих родителей растут и дети плохие. А я знаю примерного парня; отца у него нет, а работающая дворником мать — пьяница; но именно поэтому он пошел по совершенно другому пути: избегал всего дурного, хорошо кончил школу и теперь учится в институте. И примеры подобного рода можно умножить. Значит, одного зло тянет, а другой отталкивает зло. Почему? Один ребенок отдает игрушки своему товарищу, другой — отнимает. Что это? Откуда? В крови или на ясную от рождения поверхность легли уже темные штрихи жизни?

А лицо, формы эгоизма? Что там древнеримский бог Янус, имевший два лица! Эгоизм многосложен и многоо́бразен. Может быть, недостоин упоминания эгоизм больной, патологический, эгоизм пьяницы, опустившегося человека, оказавшегося жертвой самого себя. Об эгоизме явном, наглом, эгоизме агрессора, для которого, кроме своего разбухшего «эго», ничего не существует, мы здесь тоже не будем говорить.

Но вот естественная забота человека о себе, о своем доме, семье, об их благополучии и достатке вдруг переходит в забвение всего того, что непосредственно не касается этой самой семьи и дома. И тогда из него вырастает или с ним соприкасается, пожалуй, самый сложный и самый страшный вид эгоизма — равнодушие. Он трудноразличим, как вирус, и живуч, тоже как вирус. По своей зловредности он может соперничать, пожалуй, только еще с одним видом — с эгоизмом человека у власти, когда тот забывает об истоках своей власти и о доверии народа, забывает, что власть — это не властвование, что это не только честь, но и ответственность, не только право, но и обязанность, а в конце концов это — самая высокая, но и самая сложная форма служения народу. И когда он забывает, что служебное кресло — символ нравственной, а не материальной ценности, когда недостаточно прочным оказывается то человеческое, что было в этом человеке, тогда в нем заводится червь, червь властолюбия, честолюбия, или мелкого, ничтожного тщеславия, интриг, или непомерной гордости, кажущейся незаменимости и пренебрежения к людям.

«Идет иной такой руководитель по цеху, все видит, но людей не замечает, пройдет, как в душу плюнет. Прямо руки опускаются» — такие слова старого рабочего приводились на июньском (1963 г.) Пленуме ЦК КПСС.

Интересы общества начинают для такого руководителя преломляться в призме собственного благополучия и собственного величия, и за высокими словами у него могут прятаться самая низкая подлость, фальшь и лицемерие, и он падает, раздавленный бременем, которого он не смог вынести. Падает даже тогда, когда кажется, он продолжает еще стоять. «Нет ничего более ужасного, чем логика своекорыстия» (Маркс).

Эгоизм может ютиться даже там, где его трудно предположить, — в дружбе и в любви.

«Человек всегда хочет возложить свою любовь на кого-нибудь, хотя иногда он ею давит, иногда пачкает, он может отравить жизнь ближнего своею любовью, потому что, любя, не уважает любимого», — сказал Горький.

И даже Тургенев, посвятивший столько страниц описанию чистой, нежной, возвышенной — «тургеневской» любви, тоже усматривал в ней и другую, оборотную сторону: «В ней одно лицо — раб, а другое — властелин, и сама она — цепь, и цепь тяжелая».

«Всякая любовь, счастливая, равно как и несчастная, настоящее бедствие, когда ей отдаешься весь… — говорит Ракитин в комедии «Месяц в деревне». — Вы, может быть, еще узнаете, как эти нежные ручки умеют пытать, с какой ласковой заботливостью они по частичкам раздирают сердце… Вы узнаете, что значит быть порабощенным — и как постыдно и томительно это рабство».

А вот как анализирует свою жизненную ошибку одна молодая женщина, поспешно «выскочившая» замуж: «Станислав ходил за мной как тень. Он был умен, очень развит, наизусть знал почти все оперы и, помимо всего, умел ухаживать. Все это, его детски-наивное восхищение и преклонение импонировали мне и действовали на мое тщеславие». А теперь она кается, понимая, что испортила жизнь и себе и ему, но ничего не может с собой поделать: «Я просто ненавижу своего мужа». И все потому, что тщеславие она приняла за ответное чувство, свой эгоизм — за любовь.