Величие человека заключается в том, что он, идя путем накопления нравственных ценностей, сознанием своим поднялся до высочайших высот мечты, мечты о том, как, преодолев собственные, исторически сложившиеся слабости и пороки, поднять свою жизнь на совершенно другой, принципиально другой нравственный уровень и вместо звериной борьбы всех со всеми утвердить братство, равенство и радостный труд, чтобы жить свободно и в изобилии, быть хозяином своей судьбы и окружающей природы, пожинать плоды своего труда, быть здоровым и счастливым. Религия перенесла эти мечты в заоблачные выси, оставляя нетронутыми земные несправедливости. Мы хотим осуществить мечту на земле, записали это себе в программу деятельности. В этом и заключается величие человека — он создал идею добра, понятия ближнего, любви к ближнему, он создал идею гуманизма, идею человеческого братства, единства, наконец, идею борьбы за это братство и единство. И не видеть этого, отрицать это и видеть только грязь — значит утверждать и увековечивать ее. Это значит быть хуже крыловского петуха, который и в навозной куче сумел-таки найти жемчужное зерно.
А человек идет. «С тех пор (по словам А. И. Герцена) как человек путем развития исторической жизни выходит из животного сна, он силится все больше и больше овладевать самим собою… Ход развития истории есть не что иное, как постоянная эмансипация человеческой личности от одного рабства за другим, от одной власти вслед за другой, вплоть до наибольшего соответствия между разумом и деятельностью — соответствия, в котором человек и чувствует себя свободным».
И в этом движении, в этом своем шествии снизу вверх, к вершинам человек, образно говоря, освобождается от насевшей на него пыли. Тут все дело за ним: он может ждать, когда ветер движения просто сдунет с него эту пыль веков, а может сам постараться поскорее смести приставшую пыль, отряхнуть прах от ног своих и этим ускорить процесс своего очищения, а может, наоборот, замедлить его.
Вот о чем речь.
А это со всей категоричностью ставит вопрос о собственном, активном и сознательном участии человека в деле нравственного совершенствования.
Вопрос не нов. В той или иной форме он ставился во всех великих идейных течениях и народных движениях прошлого. И, надо отдать справедливость, как правило, у истоков их стояли искренние, по-своему честные люди. Очень хорошо сказал об этом Герцен: «Нет, великие перевороты не делаются разнуздыванием дурных страстей. Христианство проповедовалось чистыми и строгими в жизни апостолами и их последователями, аскетами и постниками, людьми, заморившими все страсти — кроме одной. Таковы были гугеноты и реформаторы. Таковы были якобинцы 93-го года. Бойцы за свободу… всегда были святы, как воины Кромвеля — и оттого сильны»[34]
.Таковы же были, продолжим мы дальше, и великие деятели нашего народа: и самоотверженный одиночка Радищев — первый проблеск восходящей зари, и декабристы, о которых уже шла речь, и Герцен, Белинский, Добролюбов, Чернышевский — светлые и несгибаемые рыцари, и беззаветные народовольцы — Перовская, Желябов, Кибальчич. И наконец, вобравшие, собравшие в себя все их благородство, и преданность, и силу великие основатели и деятели партии большевиков — и Ленин, и Дзержинский, и Калинин, все, кого народ помнит, и ценит, и любит, и чтит.
Но, если вернуться к движениям прошлого, мы не можем пройти мимо их исторической трагедии: при всей субъективной искренности и чистоте их основателей и вождей эти движения или были обречены на неминуемую гибель, или вырождались.
Происходило это потому, что сами основы их были незрелы и шатки: наивность и непоследовательность мешали им обнажить и вырвать самые корни зла, материальные, земные корни, из которых вырастало полное несовершенств древо человеческой жизни. Время было не то: мир еще не созрел для счастья. Из одной формы рабства вырастала другая, которая брала себе на вооружение мечты и идеалы прошлого, приспосабливала для своих целей, заставляя их служить себе, и в конечном счете искажала. И потому вся история этих движений была историей рождения и гибели идей.
У коммунизма другая судьба: «Прежние перевороты делались в сумерках, сбивались с пути, шли назад, спотыкались и, в силу внутренней неясности, требовали бездну всякой всячины, разных вер и геройств, множества выспренних добродетелей, патриотизмов, пиэтизмов. Социальному перевороту ничего не нужно, кроме