«Может быть, и вправду не обязательно становиться другим человеком? Может, не нужно лучше учиться, может, не нужно стать начитанным? И теперь я с каждым днем качусь словно в пропасть. Я пил вино, курил, но все бросил, потому что полюбил ее. А она говорит, что ей все это безразлично. Так стоит ли мне стараться? Если я потеряю ее, то для чего мне тогда учиться? Мама во мне тоже находит только плохое, и я все скрываю от нее. Папе тоже не могу сказать. Я пишу вам потому, что надеюсь, что вы поможете мне разобраться во всем и найти правильный путь».
Ну вот, теперь давай вместе и искать этот правильный путь. Девушке ты лжешь и из-за этого потерял ее любовь; мать ты обманываешь, от отца скрываешь, — у тебя все построено на лжи. Об этом я уже сказал, и давай из этого делать правильные выводы. Большая любовь к девушке — хорошее дело, но это не самая высшая цель. Ты помнишь, у Гоголя, в «Тарасе Бульбе», Андрий полюбил красавицу панночку и за это предал свою родину, и ты знаешь, как ответил ему (и правильно ответил) его отец, вольный казак Тарас Бульба.
У тебя, конечно, положение другое, но все равно из-за неудачи в любви бросать учиться, приниматься снова за водку и пускать жизнь под откос, потому что это «романтично», — ты прости меня, но глупее этого ничего придумать нельзя. Старайся быть прежде всего хорошим человеком, не для кого-то, не для чего-то, а сам по себе, человеком правдивым, честным, чистым, мужественным, не боящимся ответственности за свои дела и поступки, старайся быть хозяином своей жизни, своей судьбы, своего характера, старайся быть культурным человеком, начитанным, умным, — все остальное приложится. И тогда та же самая девушка, или другая, тебя полюбит тоже по-настоящему, потому что ты будешь достоин этой любви.
Вот твои цели, и работы тебе еще много. Тебе ведь и грамоту еще нужно изучить, самую простую грамоту. Вот я читаю твое письмо, ты учишься в техникуме, а письмо-то совсем неграмотное. Так что бери, брат, свою голову в руки и принимайся за дело, помни: хороший человек, развитая, самостоятельная, сильная и нравственная личность может всего добиться в жизни, может менять и самую жизнь, а расхлябанный, безвольный и бесцельный человек будет всегда жертвой жизни, а может скатиться и на самое ее дно.
Ну вот, дорогой мой, думай и выбирай. Хочу верить, что ты правильно все обдумаешь и правильно решишь. Желаю тебе успеха в жизни и всякого добра».
Видите, как все неустойчиво и хрупко: отказала девушка в любви, и уже сомнение: нужно ли быть хорошим? Стоит ли стараться и не лучше ли дать себя закружить романтике преступлений?
«А какая это романтика? Мода! — пишет Витя Петров в упоминавшейся уже переписке со мной. — По себе знаю: нет никакой романтики, когда по пустынному ночному, темному шоссе в двадцати шагах за твоей спиной идут двое, которые в лучшем случае оставят тебя живым, но, вполне возможно, калекой. Идут специально, это я знаю. Главное, мне надо сдержать себя, не дать показать, что коленки-то у меня дрожат и спина мокрая от страха. Мне повезло, моя выдержка и находчивость спасли меня. Так было не раз. Так какая, к черту, это романтика, когда трясешься за свою жизнь, которую может оборвать ударом ножа такой же дурак, как и я сам».
Перед нами прошел большой ряд человеческих слабостей. Исходя из одного источника — из слабости личности, слабости мысли и воли, из неумения владеть собой и неспособности понять жизнь, осознать причины и следствия и, наконец, из низкого уровня нравственных понятий и критериев, — все они, при стечении каких-то обстоятельств, заканчиваются преступлением. И читатель, если он знаком с историей Вити Петрова, помнит, каким усилием воли, усилием разума этот парень, прошедший тоже по острию ножа, переменил свою жизнь, поступил в нефтяной институт, вступил в комсомол и стал сам, говоря суворовскими словами, повелевать своим счастьем. (Кстати, переписка эта сначала тоже была в свое время одной из глав «Трудной книги», но потом разрослась и приобрела самостоятельную жизнь в повести «Повелевай счастьем».)
А припомним опять молодого человека в клетчатой ковбойке и его искреннюю и тяжкую исповедь, как забитый самодурами-родителями, обезволенный и обессиленный, он дошел до крайней степени унижения, морального и физического истощения, и посмотрим теперь финал его исповеди.
Эти слова Маяковского он взял эпиграфом к заключительным страницам своего жизнеописания.