А вот мимолетное наблюдение. Перрон московского вокзала. Среди деловых, спешащих куда-то людей два пьяных оболтуса, они ругаются и о чем-то спорят друг с другом. Проходит девушка, почти девочка, в простеньком, апельсинового цвета платьице, с портфеликом под мышкой. Видимо, учащаяся техникума. Один из оболтусов на ходу обнимает ее и прижимает ее голову к своему плечу. Я ждал, что она сейчас же даст ему пощечину, а она остановилась, о чем-то разговаривает с ними, даже улыбается. И мне стало больно за нее.
Милая девушка! Разрешите вам сказать, что таких, как вы, доступных и податливых, они сами же называют «дешевкой», а то и похуже, и правильно называют. Они сами же смеются над ними и рассказывают о них всякие гадости, что было и чего не было, для лихости. И тогда нечего жаловаться и называть их подлецами и мерзавцами, как это случается читать в ваших запоздалых письмах. «Выть хочется!» — кричит одна. «Какой мерзавец! — восклицает другая. — Он запер дверь на ключ, заставил меня выпить вина, и меня охватило веселье. Я схватила его пиджак и побежала от него. Он за мной. Я, визжа, забралась на кровать и стала от него отбиваться. Но…» Да, они подлецы, они несомненные подлецы, патентованные. А вы?.. Посмотрите теперь, со стороны, на ваше поведение и скажите — чего стоите вы? Дешевка есть дешевка! Нужно меньше визжать и больше думать и подальше держаться от кровати — подумаешь, крепость какую нашла! Простите меня, но я говорю это по-отечески, говорю потому, что знаю, чем все может кончиться.
Потом ведь придет она, горечь разочарования, не только в «нем», но и в себе, в растраченной юности и исковерканной жизни. А все потому, что в ней, в этой жизни, вы искали легких и неверных путей, потому что вы слишком рано и слишком бездумно стремились срывать с этой жизни цветы одних удовольствий.
В брошюре «Не опуская глаз» я коснулся этой, по понятиям некоторых, «скользкой» и «рискованной» темы, хотя я глубоко убежден, что скользких тем нет, есть скользкие решения их. Я привел там письмо одной совсем юной девушки, которая прошла через подобного рода большие ошибки и тяжкие испытания — через «теплые компании», вечера, а затем и ночи в мире бесшабашной веселости и цинизма распоясавшихся шалопаев типа: «Не надо предрассудков, крошка!» Затем она прошла через неприятности в школе, через скандалы с родителями и слово «потаскуха», брошенное вслед. И вот он, моральный крах и вопль пробудившейся совести: «Действительно ли я не могу уже стать человеком? Есть ли на свете люди, которые не обратят внимания на мое грязненькое, оплеванное прошлое? Есть ли хоть один такой человек на свете? Есть ли вообще на свете дружба?»
Есть! Конечно, есть. Да разве можно было бы жить, если бы этого не было?
Вот случай, о котором пишет мне воин Советской Армии Ларичкин:
«Был у нас паренек, звали его Игорь Д. Много пришлось коллективу работать с ним, но мало это помогало. Все ему сходило с рук, и с каждым днем он все дальше скатывался вниз. Потом судьба разлучила нас с ним, так как я перешел в другую школу. И только недавно мы, будучи оба в армии, случайно встретились. Вот что он мне рассказал:
— Не знаю, как бы в дальнейшем сложилась моя жизнь, если бы не Нина. Мое прошлое ты знаешь. Плохо учился, никого не признавал, ходил по вечерам с «друзьями», выпивал, бывал в милиции. Могло все очень плохо кончиться. Но однажды я встретил Нину. Встретил ее в парке Горького, на танцах. Подошел к ней, взял за руку и хотел танцевать, но она не пошла. Тогда я сказал ей что-то гадкое и вдруг получил пощечину. С этого и началось. Мне почему-то стало впервые стыдно. Или оттого, что до этого ни одна девчонка не поступала со мной так, или просто оттого, что она мне понравилась, а я ее обидел.
Целый вечер я ходил за ней, но она не обращала на меня внимания. Затем все же я извинился и попросил выслушать меня. Мы много и долго говорили обо всем. Она сумела доказать мне все то, чего я до того времени не понимал.
Мы стали часто встречаться. Дела мои пошли лучше. Окончил семилетку, поступил в техникум. Потом — армия, вот и сейчас я переписываюсь с ней. И вообще стал другим человеком».
Значит, есть все-таки настоящая дружба и есть любовь. Да и сама та девушка, о которой шла речь вначале, теперь уже вышла замуж и живет нормальной, честной жизнью. Но ее письмо, упомянутое в брошюре, вдруг вызвало новую исповедь, отклик на те горькие и, казалось бы, безнадежные вопросы, что поставлены в нем.
«Мне не легко писать о себе и о том, что со мной случилось. Это было совсем недавно. Я не могу сказать, будто я уже все пережила и полностью спокойна. Нет! Мне сейчас очень тяжело. Обидно и стыдно вспоминать о прошлом. Писать о себе я всего не буду, гадко. Я вращалась в кругу всяких воришек, развратников, циников. Это были, как они себя величали, «чуваки» и «чувихи». Все они жили по принципу: «Брать от жизни все и не давать ничего!»