Читаем Трудная ноша. Записки акушерки полностью

Хотя гениталии у всех женщин разные – по размеру, цветам и пропорциям, – в основном мы все похожи друг на друга, и утешительная банальность, что, мол, увидев одну вульву, видел их все, действительно справедлива. Однако Хауа показала мне вовсе не то, чем снабдила ее природа: даже нетренированный глаз сразу бы заметил, что ее резали и потом зашивали обратно, вероятно, много лет назад, и, вероятно, в очень далекой стране. Там, где я ожидала увидеть мягкие складки плоти, оказалась ровная поверхность, как у бесполых кукол Барби, которые я собирала в детстве. Края кожи Хауа соединили вместе, оставив крошечное, кое-как сформированное отверстие, и даже с моим ярким фонариком я с трудом смогла определить, куда вставить катетер. Аккуратно пощупав пальцами в перчатках, я убедилась, что Хауа, как и постоянно растущее количество женщин, поступающих к нам в госпиталь, в детстве перенесла обрезание. Большинство этих женщин было из стран, где практика обрезания девушек и девочек разными способами являлась вековой традицией. Хотя подобные увечья, безусловно, навевают ужас, акушеркам, политикам и всем ответственным за безопасность женщин сложно вмешиваться в этот вопрос из-за его щепетильности: практика женского обрезания коренится в старинных религиозных доктринах, и многие родители и старейшины настаивают на ней из ошибочного убеждения, что так сохранят добродетельность дочерей и, в более широком смысле, честь семьи. То, что в одной стране считается преступлением, в другой – святыня, и не важно, насколько жестока сама процедура.

Подавив поступающий гнев в отношении какой-то тетушки или соседки, некогда сотворившей такое с Хауа, я продолжала свою работу: ввела куда нужно тонкую трубку и теперь с облегчением смотрела, как по ней побежала моча. Мешок на другом конце трубки начал наполняться, и очень скоро в нем собралось не меньше литра. Совершенно очевидно, давление полностью сформированного плода оказалось чрезмерным для изуродованных детородных органов Хауа, и пузырь у нее не выдержал. Вполне возможно – даже скорее всего – Хауа давно испытывала проблемы урологического и сексуального характера, но как большинство женщин в схожей ситуации стыдилась обращаться к врачу и открывать свой секрет. Вместо этого она жила с ним, сторонясь любой медицинской помощи, пока сегодня боль не вынудила ее обратиться к нам.

Я посмотрела на ее живот. По мере того как мешок наполнялся, его форма выравнивалась, и он снова становился гладким и круглым, каким должен был быть.

Наверное, я слишком долго молчала – Хауа вопросительно посмотрела на меня, но на этот раз обычная для акушерок разговорчивость мне изменила. Второй раз за это утро я не знала, что сказать. С чего начать? Какое «целительное слово» поможет этой красивой женщине, преодолевшей целый континент, чтобы оказаться на этой постели, в полной зависимости от меня, отвечающей за безопасность ее и ребенка? Теперь, зная, что Хауа перенесла обрезание, я по закону была обязана расспросить ее как, где и когда с ней это сделали, и назначить осмотр у врача, который составит долгосрочный план гинекологического лечения для постепенного обращения дисфункций, от которых она наверняка страдала уже много лет. Если у нее родится девочка, Хауа заново подвергнется расспросам и окажется под наблюдением с целью предотвратить повторение этой процедуры на ребенке, ведь в действительности нет никаких гарантий, что порочный круг будет разорван. Закон силен, но традиции порой сильнее.

– Все в порядке? – спросила Хауа, нервно теребя оборку ночной рубашки.

И я сделала то, что делают все акушерки. Глубоко вдохнула и улыбнулась. Потом аккуратно подняла мешок с мочой с постели и взяла обеими руками. Он был теплый и мягкий, как новорожденный младенец, и я подняла его так, чтобы Хауа видела.

– Поздравляю, – с широкой улыбкой ответила я. – Вы только что родили вот этот мешок с мочой. Теперь осталось только родить младенца, настоящего, – сказала я, кивая в сторону ее живота.

Она поглядела на меня, потом на мешок с золотистой жидкостью у меня в руках и расхохоталась. Тонкая шея запрокинулась, глаза закрылись, косички запрыгали по плечам; Хауа хохотала до икоты, и я вместе с ней. Мы сидели и смеялись под ровный гул сердцебиения ребенка, пока не обессилели и не остановились, чтобы заново вдохнуть.


О том, что все ошибаются


Ошибки случаются.

Дети пишут свое имя задом наперед. Кассиры неправильно дают сдачу. Водители проезжают на красный свет. Акушерки тоже ошибаются – равно как и врачи, медсестры, стоматологи, пожарные, учителя, полицейские и вообще все, кому государство платит за то, чтобы они делали все правильно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Спасая жизнь. Истории от первого лица

Всё, что осталось. Записки патологоанатома и судебного антрополога
Всё, что осталось. Записки патологоанатома и судебного антрополога

Что происходит с человеческим телом после смерти? Почему люди рассказывают друг другу истории об оживших мертвецах? Как можно распорядиться своими останками?Рождение и смерть – две константы нашей жизни, которых никому пока не удалось избежать. Однако со смертью мы предпочитаем сталкиваться пореже, раз уж у нас есть такая возможность. Что же заставило автора выбрать профессию, неразрывно связанную с ней? Сью Блэк, патологоанатом и судебный антрополог, занимается исследованиями человеческих останков в юридических и научных целях. По фрагментам скелета она может установить пол, расу, возраст и многие другие отличительные особенности их владельца. Порой эти сведения решают исход судебного процесса, порой – помогают разобраться в исторических событиях значительной давности.Сью Блэк не драматизирует смерть и помогает разобраться во множестве вопросов, связанных с ней. Так что же все-таки после нас остается? Оказывается, очень немало!

Сью Блэк

Биографии и Мемуары / История / Медицина / Образование и наука / Документальное
Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга
Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

«Едва ребенок увидел свет, едва почувствовал, как свежий воздух проникает в его легкие, как заснул на моем операционном столе, чтобы мы могли исправить его больное сердце…»Читатель вместе с врачом попадает в операционную, слышит команды хирурга, диалоги ассистентов, становится свидетелем блестяще проведенных операций известного детского кардиохирурга.Рене Претр несколько лет вел аудиозаписи удивительных врачебных историй, уникальных случаев и случаев, с которыми сталкивается огромное количество людей. Эти записи превратились в книгу хроник кардиохирурга.Интерактивность, искренность, насыщенность текста делают эту захватывающую документальную прозу настоящей находкой для многих любителей литературы non-fiction, пусть даже и далеких от медицины.

Рене Претр

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное