Трудная ноша. Записки акушерки

Это обычный производственный брак. Человеку свойственно ошибаться – достаточно какому-нибудь нейрону запустить сигнал в неверном направлении, и весь мозг превращается в неисправный игровой автомат, особенно в состоянии крайнего физического или психологического стресса. К сожалению, я проспала занятия в тот день, когда акушеркам читали лекцию Как Перестать Быть Человеком, поэтому я подвержена тем же фобиям, что и обычные люди. В основном мои ошибки никак не касаются пациентов: я могу неправильно написать «внутривенно», пролить кофе или проработать до середины смены, пока вдруг не ощупаю свою необычно мягкую, свободно болтающуюся грудь и с ужасом не осознаю, что забыла утром надеть бюстгальтер.

Иногда, однако, врожденная человеческая склонность к заблуждениям просыпается во мне с полной силой, и я по-настоящему ошибаюсь. Как-то раз, например, неправильно оценила у пациентки частоту схваток. Она рожала в первый раз и явилась в приемное своим ходом, глазом не моргнула при вагинальном осмотре, который показал расширение шесть сантиметров, а потом начала тужиться прямо посреди оживленного коридора, пока я не спеша провожала ее к лифтам, ведущим в родильное отделение, полагая до того самого момента, пока не увидела выпирающую из ее леггинсов головку ребенка, что времени у нас еще навалом. В другой раз я здорово повеселила коллег, еще долго вспоминавших об этом случае, когда двадцать минут по телефону руководила процессом, который сочла за полноценные роды, пока скорая помощь не доставила к нам ту самую пациентку, которая на самом деле была только на пятом месяце и почувствовала себя гораздо лучше, отгрузив в унитаз гигантские фекалии. В студенчестве подобные ошибки приводят в ужас, особенно если о них узнает остальной персонал – обычно еще и в весьма приукрашенном виде. Но время, возраст и опыт приглушают чувство острого стыда, и если никакого ущерба нет, закаленная акушерка просто запоминает их, учится и даже принимает как неизбежную составляющую своей работы.

К счастью (или нет, в зависимости от того, как вы на это смотрите), я не единственный медработник, ошибающийся с диагнозами; длинные дежурства, недостаток персонала, постоянное психологическое напряжение и непредсказуемость наших организмов приводят к повышенному количеству ошибок в сфере здравоохранения. Ошибки акушерок чаще связаны не с самими родами, а с многочисленными медицинскими проблемами, возникающими или усугубляющимися во время беременности. Это настоящий камень преткновения для тех, кто работает в приемном. Да, у наших пациенток есть матки, но также есть и другие органы, как у всех небеременных – обычный плотский багаж, делающий всех нас людьми. Эти органы, от печени до легких, от почек до прямой кишки, могут очень своеобразно реагировать на беременность, приводя к путанице, недоразумениям и да, ошибкам.

Акушерки со временем набираются опыта в сфере физиологии беременности и связанных с ней потенциальных проблем, но когда и без того осложненное состояние здоровья сочетается с акушерской патологией, необходима совместная работа с врачом. Мы можем посмеиваться над молоденькими докторами с глазами, горящими энтузиазмом, жаловаться на хитрецов, у которых возникает избирательная глухота, когда срабатывает пейджер, и составлять в уме списки тех, кого никогда, никогда не подпустим к своей сестре или дочери, но хороших – тех, кто слушает, идет на сотрудничество, в равной мере и учится, и учит сам, кто обладает идеальной комбинацией знаний и креативности – мы непременно хотим видеть у постели беременной пациентки, которая действительно сильно больна. Мы любим этих докторов. Мы приносим им чай с печеньем, когда они едва не валятся с ног после пяти часов в операционной. Мы сочувственно киваем в ответ на их рассказ о том, что они уже не помнят, когда в последний раз видели своих детей при свете дня. И можем даже постричь их прямо в приемном, если ночная смена вдруг окажется спокойной.

В старшей школе у нас был учитель биологии с тягучим южным акцентом и своеобразным чувством юмора, которому нравилось ходить между лабораторных столов, пока ученики что-то препарировали, сверяясь с диаграммой. «Таааак, – говорил он, останавливаясь возле особенно незадачливой парочки товарищей по несчастью, – два полоумных – один ум».

Голос нашего мистера Комбса до сих пор звучит у меня в ушах, особенно когда я пересказываю врачу случай, поставивший меня в тупик. Нас разделяют годы учебы, но зато объединяет недостаток сна; мы обсуждаем, выдвигаем свои аргументы и, наконец, вырабатываем общий план. Иногда один или оба из нас ошибаются, и это неизбежно, но чаще всего наши полусонные полушария вместе образуют дееспособный мозг, и, к счастью, в самый критический момент мы все делаем верно.

Тина: сезон гриппа и страх

– Вы принесли анализ?

– Да, вот здесь.

Пациентка лезет в сумочку, достает пузырек с красной крышкой, полный золотистой жидкости, и с улыбкой передает его мне.