Читаем Трудная ноша. Записки акушерки полностью

Она подчинилась и с большим трудом высвободила руку из свитера и пальто, обнажив восковой бледности кожу. Подняв ее ладонь, чтобы продеть в манжетку, я ощутила, что пальцы Тины холодные, как лед; ногтевые ложа казались голубыми. Озноб, плохая циркуляция крови, пустые глаза: «Если это “легкий грипп”, – подумала я, – не хотелось бы мне познакомиться с тяжелым». Автоматическая манжетка надулась, и аппарат подтвердил мои нараставшие опасения, подав сигнал тревоги: давление 90/48, пульс 51. Я сунула градусник под сухой, обложенный язык, и стала следить за тем, как поднимается и опускается ее грудь, подсчитывая вдохи, частота которых подскочила до 33 в минуту, пока градусник не запищал, оповещая о результате: 38,7.

Считается, что у пациентов на пороге смерти возникает острое чувство страха помимо прочих очевидных и грозных симптомов заболевания, из-за которого они умирают. Однако мало кто знает, что акушерки испытывают то же самое чувство, когда состояние их пациенток начинает ухудшаться. Акушерка и пациентка связаны между собой, как две кинозвезды, которых привязали к железнодорожным путям перед летящим в их сторону локомотивом. Пока я записывала показатели Тины в табличку на столе – и каждый из них означал «красный флаг», сигнал к немедленным действиям, – это фаталистическое чувство впервые за все время работы с такой силой вспыхнуло у меня внутри; я практически слышала грохот приближающегося состава.

«12:58, – записала я. – Пациентка госпитализирована в приемное отделение».

– Тина, – обратилась я к ней, стараясь, чтобы голос звучал как можно уверенней, – думаю, у вас действительно может быть грипп, и вы очень больны. Вы моя последняя пациентка на сегодня, поэтому сейчас я отведу вас в отделение, где вам обеспечат необходимое лечение.

– Прямо сейчас?

Она перевела на меня глаза, словно взвешивая мое предложение, – казалось, оно едва дошло до нее из-за спутанности сознания, – и я почти слышала, как ворочается ее усталый мозг, пытаясь переварить услышанное.

– Сейчас, – ответила я, и, взбудораженная выплеском адреналина, подхватила Тину под руку, помогла ей встать и поволокла к двери. Вместе мы прошли мимо комнаты ожидания, по коридору, мимо больничной столовой с ее густым ароматом мясной подливки из пакетика, и, наконец, добрались до отделения. Мы тащились, словно странные четвероногие звери, держа в руках ее дутое пальто и медицинские документы, а за нами по полу волочился собачий поводок. Нам не было дела до подозрительных взглядов акушерок и пациенток, попадавшихся на пути. Тина, спотыкаясь, ковыляла за мной, я же заботилась только о том, чтобы прокладывать нам дорогу через толпу, идущую с обеда, пока мы не оказались в относительной безопасности в одном из восьми зашторенных боксов главной палаты приемного. Я помогла ей залезть на кровать, где она улеглась в полном молчании, забрала пальто и сняла сапоги. Казалось, добравшись до постели, она негласно сдалась, подчинилась болезни, высасывавшей из нее силы уже несколько дней.

Тина лежала с закрытыми глазами, мои же становились от страха все больше. Я засуетилась вокруг кровати, подключая мониторы и нажимая кнопки, устанавливая настройки так, чтобы они оповещали о показателях каждые несколько минут. Давление 86/45. Кислород 92 %. Пульс слабый, нитевидный, 49 ударов в минуту: медленное биение слабеющего сердца. Все хуже и хуже.

– Прошу прощения, – сказала я Тине, а потом отдернула занавеску и позвала Марту, одну из акушерок, которую видела у поста дежурной, когда тащила Тину в палату.

– Вызывай врача, – сказала я, имея в виду одного из ординаторов, младших докторов, обычно отвечающих за начальную оценку состояния больного и первичное лечение, а потом, заметив усиливающуюся бледность пациентки, добавила:

– И консультанта. Сепсис.

В ситуации как у Тины требовалась консультация специалиста, план действий и неотложные меры. Марта кивнула, отложила карту, которую листала, и подняла трубку телефона. Никаких объяснений не требовалось. Мы с ней неоднократно дежурили вместе, и между нами установилось взаимное уважение и полное доверие во всем, что касается профессии. Достаточно было одного слова и ответного кивка; как со многими другими надежными, проверенными акушерками из нашей больницы я чувствовала, что мне есть на кого опереться.

Перейти на страницу:

Все книги серии Спасая жизнь. Истории от первого лица

Всё, что осталось. Записки патологоанатома и судебного антрополога
Всё, что осталось. Записки патологоанатома и судебного антрополога

Что происходит с человеческим телом после смерти? Почему люди рассказывают друг другу истории об оживших мертвецах? Как можно распорядиться своими останками?Рождение и смерть – две константы нашей жизни, которых никому пока не удалось избежать. Однако со смертью мы предпочитаем сталкиваться пореже, раз уж у нас есть такая возможность. Что же заставило автора выбрать профессию, неразрывно связанную с ней? Сью Блэк, патологоанатом и судебный антрополог, занимается исследованиями человеческих останков в юридических и научных целях. По фрагментам скелета она может установить пол, расу, возраст и многие другие отличительные особенности их владельца. Порой эти сведения решают исход судебного процесса, порой – помогают разобраться в исторических событиях значительной давности.Сью Блэк не драматизирует смерть и помогает разобраться во множестве вопросов, связанных с ней. Так что же все-таки после нас остается? Оказывается, очень немало!

Сью Блэк

Биографии и Мемуары / История / Медицина / Образование и наука / Документальное
Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга
Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

«Едва ребенок увидел свет, едва почувствовал, как свежий воздух проникает в его легкие, как заснул на моем операционном столе, чтобы мы могли исправить его больное сердце…»Читатель вместе с врачом попадает в операционную, слышит команды хирурга, диалоги ассистентов, становится свидетелем блестяще проведенных операций известного детского кардиохирурга.Рене Претр несколько лет вел аудиозаписи удивительных врачебных историй, уникальных случаев и случаев, с которыми сталкивается огромное количество людей. Эти записи превратились в книгу хроник кардиохирурга.Интерактивность, искренность, насыщенность текста делают эту захватывающую документальную прозу настоящей находкой для многих любителей литературы non-fiction, пусть даже и далеких от медицины.

Рене Претр

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное