Читаем Трудная ноша. Записки акушерки полностью

«Ладно, – подумала я, откидываясь на спинку стула, – в конце концов, это наша работа». Время от времени к нам обращались женщины со всякими необычными предпочтениями, и даже явись пациентка в полной садо-мазохистской экипировке – с собачьим поводком, в кожаной маске и тому подобное, – я бы не удивилась. Собственно, это были бы еще цветочки по сравнению с историями, которые я слышала в сестринской. «Ерунда, – подумала я, пододвигая карту к себе поближе. – Посмотрим, что у нас тут… Джустина». Я пробежалась по записям: первая беременность, двадцать девять недель, в детстве операция на сердце, но с тех пор ничего особенного. Недавно проходила УЗИ, ребенок развивается нормально, плацента на положенном месте. Никаких отклонений. Я поглядела на часы и встала из-за стола; было 12:46 и, при некоторой удаче, я могла быстро разобраться с Джустиной и успеть пообедать, прежде чем возвращаться в приемное к вечернему часу пик.

В комнате ожидания оказалось еще несколько пациенток – розовощеких женщин на разных сроках беременности, листавших потрепанные журналы, попавшие в отделение много месяцев назад, – но только одна из них с поводком на шее. Увидев ее, я сразу поняла, что администраторша все преувеличила ради пущего эффекта: на самом деле поводок, длинная грязная желтая лента, был просто переброшен у нее с одного плеча на другое. С учетом непромокаемого плаща и видавших виды резиновых сапог я сделала вывод, что моя пациентка явилась в больницу непосредственно из лесу или из парка. Возможно, она слишком торопилась, и поэтому не заметила на шее поводка – в пользу этой версии говорили также мелкие веточки, запутавшиеся в ее темных кудрявых волосах. Удивительно, что у ее ног не сидел лабрадор, который замечательно дополнил бы картину. «Как будто ее протащили через живую изгородь за домом», – подумала я, а потом вслух позвала:

– Джустина?

Никто не поднял головы. Я что, ошиблась? Наверняка это женщина с собачьим поводком. Я еще раз обвела комнату взглядом. Женщина, которую я считала Джустиной, продолжала смотреть в пол; густые волосы скрывали ее лицо.

– Джустина? – позвала я еще раз, громче, обращаясь непосредственно к ней.

Другие пациентки переглянулись и вернулись к своим журналам. Возникла молчаливая пауза, а потом медленно, с трудом, будто каждое движение заставляло позвонки в ее шее хрустеть от напряжения, Джустина подняла голову и посмотрела на меня пустыми глазами с расширенными черными зрачками, похожими на бездонные дыры в голове. Щеки у нее запали, губы побелели. Она закашлялась – неудержимо, вся содрогаясь – и невольно зажмурилась; по всему телу пробежала дрожь – верный признак инфекции. Глаза открылись снова, но смотрели на меня словно откуда-то издалека, и тут она прошептала:

– Я Тина.

А потом:

– Это я, – словно едва помнила собственное имя.

Я взяла Тину под руку и повела в свой маленький кабинет, где она непонимающим взглядом обвела кушетку для осмотров, мой рабочий стол и плакаты о грудном вскармливании на стенах. Жестом я показала ей на стул, и она кое-как присела, а ее дутое пальто при этом издало громкий звук, напоминающий выдох.

– Джустина… Тина, я так понимаю, что вы пришли на плановый осмотр в связи со сделанным УЗИ, но выглядите вы неважно. Как вы себя чувствуете?

Она повернула ко мне голову – медленным, мучительным движением, – и поморщилась.

– Мне уже четыре дня как-то нехорошо. Наверное, немного простыла или легкий грипп.

Голос у нее был тонкий, звенящий, с небольшим акцентом, кажется, польским. В последние годы по всему городу открывались польские магазинчики – склепы, – где отоваривалось эмигрантское население; вялость Тины являла собой разительный контраст с крепкими, пышущими здоровьем девушками, которые выкладывали пирамидами фиолетовые сливы и плетеные белые батоны на прилавке перед склепом возле моего дома.

– У меня головные боли и кашель, – продолжала она. – И постоянно усталость. И еще…

Она поднесла трясущуюся руку к ключице; поводок так и болтался у нее на шее.

– Горло? – подсказала я.

– Нет, грудь. В груди болит. Но в понедельник по утрам я работаю, выгуливаю собак – знаете, когда хозяева не могут их вывести, и поэтому сегодня тоже ходила в парк, а там очень холодно. Потом надо было скорее бежать сюда, на осмотр. Мне просто надо выспаться. Это обычная простуда.

Она слабо улыбнулась, и я ответила ей неискренней короткой улыбкой, одновременно пододвигая к себе аппарат для измерения давления и градусник.

– Тина, не могли бы вы снять рукав пальто, чтобы я измерила давление?

Перейти на страницу:

Все книги серии Спасая жизнь. Истории от первого лица

Всё, что осталось. Записки патологоанатома и судебного антрополога
Всё, что осталось. Записки патологоанатома и судебного антрополога

Что происходит с человеческим телом после смерти? Почему люди рассказывают друг другу истории об оживших мертвецах? Как можно распорядиться своими останками?Рождение и смерть – две константы нашей жизни, которых никому пока не удалось избежать. Однако со смертью мы предпочитаем сталкиваться пореже, раз уж у нас есть такая возможность. Что же заставило автора выбрать профессию, неразрывно связанную с ней? Сью Блэк, патологоанатом и судебный антрополог, занимается исследованиями человеческих останков в юридических и научных целях. По фрагментам скелета она может установить пол, расу, возраст и многие другие отличительные особенности их владельца. Порой эти сведения решают исход судебного процесса, порой – помогают разобраться в исторических событиях значительной давности.Сью Блэк не драматизирует смерть и помогает разобраться во множестве вопросов, связанных с ней. Так что же все-таки после нас остается? Оказывается, очень немало!

Сью Блэк

Биографии и Мемуары / История / Медицина / Образование и наука / Документальное
Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга
Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

«Едва ребенок увидел свет, едва почувствовал, как свежий воздух проникает в его легкие, как заснул на моем операционном столе, чтобы мы могли исправить его больное сердце…»Читатель вместе с врачом попадает в операционную, слышит команды хирурга, диалоги ассистентов, становится свидетелем блестяще проведенных операций известного детского кардиохирурга.Рене Претр несколько лет вел аудиозаписи удивительных врачебных историй, уникальных случаев и случаев, с которыми сталкивается огромное количество людей. Эти записи превратились в книгу хроник кардиохирурга.Интерактивность, искренность, насыщенность текста делают эту захватывающую документальную прозу настоящей находкой для многих любителей литературы non-fiction, пусть даже и далеких от медицины.

Рене Претр

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное