Трудная весна

Пеньков не ответил. Они стояли один против другого с тягостным ощущением разрыва. Павел Сергеевич вздохнул, положил деньги на капот машины, взял из кабины свои вещи и не прощаясь, пошел. Чувствуя все ту же душевную боль, думал: «Был Колюшка — нескладный, не очень способный, но и не глупый. В шестом классе не давалась ему геометрия, да еще на беду свою увлекся лыжами и охотой на зайцев. Из-за этого едва не остался на второй год. Не нравилось ему учиться. Частенько, сказавшись больным, убегал из школы к гаражу, вертелся подле шоферов, присматривался к моторам. Мечтал стать танкистом, как погибший отец. И вдруг едва не лишился глаз — смастерил самодельное ружье, набил ствол порохом и отправился стрелять зайцев. Из леса его привезли с раздутым окровавленным лицом. На всю жизнь остались на коже синие метины. Книги Колюшка читал неохотно, подолгу разглядывал картинки, но любил работать и на общешкольные дела откликался всей душой. Любил петь в хору „Смело, товарищи, в ногу“ и, задыхаясь от волнения, рассказывал свою коротенькую биографию, когда его принимали в комсомол. А теперь? Как дошел он до этого?»

Павел Сергеевич шагал тяжело, напрягая слабые ноги, чувствуя, как сердце в груди становится все больше и больше, задевает о что-то жесткое. Скоро ему не поместиться в грудной клетке.

А Николай, сидя на подножке машины, думал о нем: «Старый стал, а характер все тот же. Ну и пусть. Ему же хуже. Подумаешь важность — деньги. Все берут».

Он знал, что берут далеко по все, по ему не хотелось сейчас об этом помнить. То, что сказал Павел Сергеевич о полутора тысячах, было неверно и потому особенно обидно. Деньги эти Николай зарабатывал честно и нелегко. Зарабатывал и отдавал жене для семьи, а «левые» деньги кто считает? Они текут, как вода, между пальцев. Пришли — и уже нет их…

Николай смотрел на дорогу. Сутулая фигура Павла Сергеевича становилась все меньше, тусклее. Скоро она совсем скрылась.

— Ишь ты — не по дороге, — насмешливо проговорил Николай.

И почему-то возникло в памяти давно забытое, как он, Колюшка, лежал в районной больнице с разбухшим пылающим лицом, до которого страшно было дотронуться, и Павел Сергеевич приехал проведать его. Вошел в палату в шерстяных носках, непривычный в белом халате, и спросил: «Видишь меня?» — «Вижу», — прошептал тогда Колюшка, и на опухшие щеки его побежали слезы. — «Повезло тебе, друг, — заговорил сердито Павел Сергеевич, — мог без глаз остаться. Ну, ругать после буду, а сейчас выздоравливай. Да скорее, а то в классе скучно без тебя, Мудрец ты этакий».

Да, это было. Волосы у Павла Сергеевича тогда только начинали седеть, не было этих резких морщин на худой шее, но глаза были те же, что теперь, — они не постарели с тех пор.

Николай посидел, прикрыв веки, некоторое время о чем-то вспоминая. Затем поспешно вскочил в машину, не закрывая дверцу, включил сцепление. Ветер сдунул деньги с капота, кинул их на дорогу. Он догнал старика, поехал рядом на первой скорости. Окликнул:

— Павел Сергеевич! А, Павел Сергеевич! Садитесь! Зачем вы так?

Но напрасно. Старик шел молча, не оборачиваясь и не отвечая. Лицо его было отчужденным и печальным — с таким лицом старик, бывало, ставил двойки. Нет, его теперь не уговорить. Он все равно сделает то, что считает правильным. Таким он был всегда. Именно за это и любил учителя тот прежний Колюшка…

Николай заглушил мотор. Выбрался из кабины, понуро прошел несколько шагов до кювета, устало опустился на траву. Необходимо было сосредоточиться, осмыслить, что случилось…

В лесу было очень тихо. Нигде ни единого звука. Сосны стояли молча, размышляя о чем-то своем, лесном. На душе у Николая было бесприютно и одиноко.

ТРУДНАЯ ВЕСНА

Начало апреля. Поздний городской вечер. Небо над улицей чистое, звездное. В лужах простуженно вздрагивают желтые блики фонарей. Начинает подмораживать.

Варюшка и Пират идут тротуаром. Варюшка — первоклассница, Пират — обыкновенный щенок. Бестолковый, ушастый, с черными пятнами по белой шерсти. Он крутится вокруг девочки, весело забегает вперед и стремительно возвращается, размахивая мокрым хвостом. Ему хочется играть, но Варюшке не до игры — она идет в аптеку.

Холодная скользкая улица течет мимо. Над перекрестком предостерегающе мигает огромный глаз светофора. От него в ручье вспыхивает то красное, то желтое, то зеленое пламя. Все ближе ночь, все темнее фигуры и лица прохожих. Пешком идти долго и трудно. Пират вымок, а у Варюшки в правом сапоге почавкивает вода.

Вот аптека. Высокое каменное крыльцо. Девочка осторожно придерживает дверь, чтобы Пирату не прищемило хвост. В аптеке тепло и сухо. Щенок восторженно носится кругами по просторной комнате, печатает на линолеуме мокрые следы. Внезапно останавливается, поводит носом — таких запахов он еще не встречал. Удивленно озирается, словно собирается спросить: «Куда это мы попали?»

Девочка дует на руки. Пират шумно отряхивается. Уборщица, вытирающая большое запотевшее окно, возмущается:

— Чья собака?

— Тетенька, мы вместе, — отвечает еле слышно Варюшка.