Охваченный рыданиями, я опускаю голову. Будто написанные братом слова ломают последнюю цепь вины, к которой я так привык.
Будто он знал, что именно я хотел услышать.
Будто понимал, что без него мне трудно ориентироваться в этом мире и поэтому бросил мне спасательный круг.
Будто хотел оставить за собой последнее слово, чтобы я больше не сомневался в том, как он ко мне относился.
Я знаю, что со временем боль утихает, а грусть проходит, но будь я проклят, если это не будет приносить вечные страдания.
Я позволяю слезам течь, а когда они заканчиваются, делаю глоток дурацкого пива.
Смех становится неожиданным даже для меня, но я не могу не вспомнить, как Джон гостил здесь летом, до того как произошла авария. Каким сумасшедшим и беззаботным он был. Как много мы смеялись. Как сильно любили.
Рядом со мной стоит маленький контейнер, в котором хранится моя часть пепла Джона. Я беру его и медленно высыпаю в озеро.
Я даю ему то, чего он хотел в тот день.
Быть здесь, когда умрет.
Чтобы быть окруженным солнцем, водой и воспоминаниями.
Не знаю, как долго не двигаюсь с места, но знаю, что она рядом. Я знаю, что она сидела здесь все это время, предоставляя мне необходимое пространство, чтобы я мог погоревать, и время, чтобы я мог во всем разобраться.
Когда я, готовый уходить, поднимаюсь на ноги и поворачиваюсь, я счастлив увидеть ее здесь. Светлые волосы, развевающиеся на ветру, и сострадание в улыбке.
Я понимаю, что сегодня оставляю здесь брата, но безгранично рад, что, сделав это, ухожу к ней. И я планирую следовать последнему наставлению Джона.
Эпилог 2. Деккер
Год спустя
В воздухе витает возбуждение.
Я впитываю все. Людей, толпящихся вокруг или сидящих на трибунах. Специальную площадку для детей, где они могут вылезти из инвалидных кресел и взять санки, чтобы покататься на льду. Работников в голубых футболках, которые готовы помочь каждому.
А потом я замечаю его.
Хантер стоит на дальней стороне катка. Он в парковочной зоне – месте, где родители оставляют инвалидные кресла детей, перед тем как направиться к трибунам. Здесь дети могут почувствовать себя детьми. Здесь их развлекают клоуны, они могут поболтать о хоккее или о чем-то еще и получить некую независимость. Сидящий на корточках Хантер широко улыбается, разговаривая с маленькой девочкой.
Все, что я люблю в нем, можно выразить в этом моменте – его страсть, напористость, доброту, любовь и преданность.
Прошедший год был для него тяжелым, и поэтому так трогательно видеть, как он увековечивает память о своем брате.
Кто-то подходит и, похлопав Хантера по плечу, передает ему микрофон. Церемония открытия вот-вот начнется.
Люди улюлюкают и вопят, когда он по раскатанному ковру выходит в центр катка. Мой отец свистит громче всех.
– Спасибо, что пришли, – говорит Хантер и прочищает горло. – То, что полтора года назад стало моей мечтой, сегодня наконец-то превращается в реальность. Хоккейный комплекс Джона Мэддокса официально открыт.
Когда арену заполняют аплодисменты, Хантер находит меня взглядом. На его губах играет нежная улыбка, и, уверена, только я замечаю навернувшиеся на его глаза слезы.
– Эта арена для вас. Неважно, какими способностями вы обладаете или не обладаете, важно лишь то, что вы хотите получить шанс играть в хоккей… И я сделаю все возможное, чтобы предоставить вам этот шанс. – Еще один взрыв аплодисментов. – Мой брат был удивительным человеком, и он будет жить в этом проекте. – Чтобы собраться, Хантер на мгновение опускает голову, а потом снова находит меня взглядом. – Деккер, не могла бы ты оказать мне честь и выйти сюда?
Я вздрагиваю от его просьбы, но она не должна меня удивлять. Мы без устали работали рука об руку, чтобы сегодня это место оказалось готовым к открытию.