Трудное время для попугаев

– Я, – объясняет, – в класс вхожу и сразу представляю, как сама сижу среди них, такая же, как они! И между нами никакого зазора: они мои, а я их!

– Очень ново! – осекла ее тогда Лидия Григорьевна и, между прочим, напомнила этой самой Алене, КАК они ее однажды нарисовали на доске…

Не злая она, не злая! А просто не любит, когда люди, не имея опыта, случайные удачи выдают чуть ли не за новое направление в педагогике. Этих направлений сейчас хоть пруд пруди: то такой подход, то сякой – суеты много, а толку чуть! Не заискивать нужно перед ними, а требовать знаний. Да, требовать! Потому что многие из них, этих великовозрастных детей, так и не научились трудиться. А мы всё охаем да вздыхаем, на какой козе к ним подкатить да с какого боку, а жизнь у них не спросит, по какой методике к ним подлаживались, жизнь потребует знаний! Из школы выйдут, пусть себе что хотят вырабатывают – хоть формальный взгляд, хоть неформальный взгляд, для этого у них вся жизнь впереди!..

Устала. Приятельница год назад звала ее в библиотеку – там освободилось место. Тихо, спокойно, воскресенье, понедельник – выходной… А на пенсию как – с пятисот пятидесяти? До пенсии Лидии Григорьевне оставалось семь лет. Зарплата у нее была приличная, и отпуск большой, чуть ли не все лето отдыхаешь! Так что уходить нельзя. Только вот нервы, нервы, а от них все болезни: печень, щитовидка. Раньше, чуть что, как-то легко отходила; ну понервничаешь, не без этого. Теперь стало трудно: дети распущенные, а попробуй сделай им замечание. Вон Самсонова встала и ушла с классного часа как ни в чем не бывало! В тот день она, Лидия Григорьевна, конечно, сорвалась. Пришла в школу с давлением: не хотелось брать больничный, ходить по поликлиникам. Но чувствовала себя плохо, все раздражало – не выдержала, сорвалась. Конечно, не надо было при всех говорить про этот подвал. Нехорошо получилось, вроде бы как месть. Она так, наверное, и подумала, что Рябова ей отомстила, и ходит сейчас героиней, хвастает подружкам! Да еще предстоит разговор с ее матерью. Но мать у нее как раз неплохая, спокойная. Очень не хотелось бы разговаривать с этим ее соседом, Федором Ивановичем. Правда, в последний раз он на собрание не приходил. Кто-то там говорил, что Самсонова переехала, даже, кажется, в другой район. Вообще эта семья довольно странная. Отца, как такового, нет, только мать. А соседи, особенно он, с ней возятся, как с родной. Василиса Лаврентьевна, диспетчер из РЭУ, – ее сын Виталик учился в их школе, – как-то сказала: «Боже мой, Лидия Григорьевна, неужели вы так наивны? Вглядитесь в нее и в него: вылитая! Мы здесь даже не сомневаемся!»

Лидия Григорьевна сама однажды видела из окна, как он, этот Федор Иванович, учил Надю кататься на велосипеде: бегал за ней, как мальчишка, руками размахивал… А ведь он был историк, в соседней школе преподавал! Потом с директором поругался, родители на него жаловались – значит, было за что. С таким характером нигде не уживешься. Как-то и ей после собрания говорит: «Вы когда-нибудь детям в глаза смотрите? Приглядитесь, у них очень разные глаза!» Вот и Самсонова эта такая же – в него!

В прошлой четверти класс писал контрольную по анатомии. Оценок не хватало. Лидия Григорьевна проболела недели две, нужно было наверстывать программу и выводить четвертные. В общем, материал они знали неплохо. Ну, как всегда, конечно, в хвосте Барков, Хавин и, что самое неприятное, Вера Агапкина, дочка Илоны Дмитриевны, англичанки. Серенькая, туповатая девочка. Лидия Григорьевна даже где-то жалела ее: есть люди, которым не дано учиться, с ними ничего не поделаешь. Ну и сыграло роль, конечно, что Илона Дмитриевна расстроится и надуется на нее, а они проработали вместе уже лет десять…

В общем, после этой контрольной Лидия Григорьевна в коридоре, уверенная, что вокруг никого нет, предложила Агапкиной дома переписать двоечную контрольную и занести к ней вечерком. Лидия Григорьевна не видела, что у нее за спиной, буквально в двух шагах, стоит Самсонова Надя и конечно же все слышит. Она поняла, что случилось неладное, по вмиг покрасневшему лицу Агапкиной.

– Что ты здесь крутишься? Что тебе надо?! – закричала она тогда, не сдержавшись, от растерянности выронив даже листки с контрольными работами.

– Я не кручусь, я шла из туалета, – ответила конечно же все слышавшая Самсонова и, даже не подняв ни одного листочка, прошла мимо.

Лидия Григорьевна не могла простить себе этой оплошности. Неизвестно, рассказала ли об этом Надя кому-нибудь. Уж наверное! У них такое не задержится – учителя подловить, посадить его, как говорится, в лужу. Но с тех пор она чувствовала, как Надя избегает прямо смотреть на нее, и это было даже хуже, чем наглый взгляд Баркова, его циничная взрослая ухмылочка.