Трудное время для попугаев

Ночью Надя спала здесь плохо, настороженно, как спят в поезде, боясь пропустить станцию. И мама тоже часто вставала, шуршала таблетками или капала валерьянку. Однажды они проснулись вместе от странного звука в коридоре – словно кто-то несколько раз щелкнул выключателем, но света не было. Мама зажгла торшер и выглянула в коридор.

– Померещилось, – сказала облегченно.

– Сразу двоим померещилось? – удивилась Надя.

Она и до этого чувствовала как бы невидимое присутствие старой хозяйки. Даже вчера в ванной, когда стирала, вдруг захотела оглянуться: почудилось – кто-то стоит у двери и смотрит на нее. Пересилила себя, не оглянулась, стало легче.

Может, поэтому мама и Варя так неумеренно восторгаются, что знают: дом нужно обласкать и к себе приучить. Мебель тоже пока как бы гостит, болезненно поскрипывая после переезда. Наверное, есть люди, которым суждено всю жизнь колесить: они легки, они – везде, у них особое родство с воздухом и пространством. А есть такие, которым суждено всю жизнь просидеть на месте. У них, похоже, даже вещи пускают невидимые корни: их шкафы и диваны грузчики еле-еле сдвигают с места. Скорее всего, Надя с мамой из этих – оседлых.

Переехали так переехали, нужно жить дальше. До школы Наде добираться час, можно и за сорок пять минут, но в таком случае пришлось бы проходить мимо бывшего дома, а ей не хочется. Бывший дом для нее теперь как Атлантида, провалившийся под воду материк. Правда, придется пройти мимо еще раз, когда отправится за сапогами к Лизке. Но, в конце концов, можно договориться и встретиться у метро. Она звонила ей, все в порядке, сапоги ждут. Осталось получить деньги. На днях вернется Люсина бабушка: она где-то у родственников нянчит младенца. Хорошо, хоть Надя успела отработать до переезда. Мама так ни о чем и не догадалась.

Без Люськи тяжело, не будешь ведь ездить по вечерам гулять на Панорамную. Так что встречаются они только в школе, на переменах, и то не всегда: Люська имеет привычку на переменах списывать домашние задания, а после уроков ее теперь поджидает Андрюха Попов из девятого «А». Иногда они бродят втроем, но Надя понимает: оба ждут не дождутся удрать от нее, – и, обижаясь, тянет время, хотя знает, что обижаться, в сущности, глупо. У Люськи эти ее влюбленности как шаровые молнии: вспыхивают на месяц-полтора и безвозвратно гаснут. Люська как-то подсчитала, что влюблялась одиннадцать раз, а впервые – в четыре года.

Надя до четвертого класса кроме Люськи дружила еще с Морозовой Юлей. Она их с Люськой постоянно мирила: ссорились они жестоко, до драк. Теперь Юля живет в другом районе, где-то в Отрадном. И перестала звонить, а ее телефона, если он и появился, Надя не знает. Юля здорово рисовала портреты, всем нравилось, а Люське – нет, ей казалось, что Юля над ней смеется, и поэтому она ее била.

Сейчас, потеряв на время Люську – именно тогда, когда одной быть непереносимо, – Надя опять вспомнила Юлю. Она даже подумала: «А не поехать ли к ней? Поболтали бы…» Вот именно – поболтали бы! Обо всем – и ни о чем.

Надя поехала домой, купив в метро белую гвоздичку, смотрела на нее всю дорогу, повторяя про себя: «Все будет хорошо. Все будет хорошо…»

Дома в голубой вазе ее встретил веселый букет из разноцветных гвоздик. Из-за букета выглядывал Шошин, он ел сосиску.

11

В тот день, когда классная восьмого «Б» Рябова Лидия Григорьевна на всю галактику возвестила, что Надя посещает подвалы, не произошло ни крупных землетрясений, ни извержений всемирно известных вулканов. Природа вела себя тихо, настороженно наблюдая за тем, как сами люди, беря с нее худший пример, устраивают все эти извержения и землетрясения в душах друг друга и что из этого получается…

После того как вслед за Надей громко захлопнулась дверь ее родного класса, еще громче – школы, она услышала самый отчаянный стук третьей, невидимой двери, разделяющей ее прошлое, окончившееся минуту назад, и будущее, вместо которого зияла безразмерная дыра, темная и всепожирающая, от нее веяло смертельным холодом, в ней не было ни запахов, ни звуков, ни желаний – ничего!

За что с ней так поступила Рябова? Что Надя ей сделала? Она же ее опозорила! Да, опозорила перед всем классом, и не случайно, а специально! Надя видела, какое у нее было ненавидящее лицо! Надя сначала даже не поняла, не могла поверить, что такое серьезно и при всем народе можно сказать человеку. И как сразу стало в классе тихо. Кто-то присвистнул, может, Кузин. А Митрохин, сосед по парте, сразу уткнулся в стол, она видела – он даже не взглянул на нее! Почему они замолчали? Почему никто, ни один человек не вскочил, не перебил Рябову: у вас что, мол, Лидия Григорьевна, крыша поехала? Ладно – ребята, но девчонки! Светка Кудрявцева, Фомина, Жезлова Оксанка? Они-то уж не могли поверить! Или… могли? Или Рябову испугались?.. Господи, что же – все трусы?