Трудное время для попугаев

Да, Надя вчера была в подвале соседнего дома. Искала там Лизку, чтобы отдать ей деньги и забрать наконец сапоги. До этого Надя зашла к Лизке домой, ее дома не оказалось, но брат сказал, что она, скорее всего, в подвале: они с ребятами чего-то красят, делают из него клуб. Надя и пошла в этот подвал. Вошла. Там страшно орали друг на друга две тетки, одна – кто позволил брать щиты и обивать их мешковиной, другая – не ваше, мол, дело… Лизки не было. Надя стала выбираться наверх, задела ногой за край деревянного ящика, порвала колготки и расцарапала ногу. Она поднялась из подвала на ступеньку, наклонилась, послюнявила палец, чтоб приостановить кровь и стереть пятно. Но тут краем глаза увидела, что, наискосок переходя дорогу, приближается Рябова.

Надя терпеть не могла ее высокомерные взгляды, поэтому быстро поднялась и завернула в подъезд дома – переждать, пока Рябова пройдет. Есть люди, от которых хочется убежать, если ты даже ни в чем не виноват. Наде тут же, в подъезде, стала неприятна своя глупая, трусливая затея. Не нужно было удирать! Шла бы Рябова мимо и шла, на нее вообще не нужно было обращать внимания. Если же ей так интересно, если она так печется о нравственности, могла бы позвать там, на улице, и тут же на месте все выяснить. Надя б ее на экскурсию в этот подвал сводила – к теткам! Или ладно, допустим, не захотела на улице звать, можно же было сегодня утром у раздевалки – встретились же лицом к лицу – спросить по-человечески, узнать, что к чему. И вокруг никого не было, они одни… Но так поступить! Это же подло! Это все равно что ударить по голове спящего человека, даже еще хуже! Да и вообще, как можно под одну мерку подгонять всех людей? Ну ходил человек в подвал, ну и что, мало ли зачем он ходил? К чему же сразу думать про него гадости да еще говорить тем более про какие-то консультации!

Знала бы Рябова… Да нет, ей об этом знать как раз ни к чему! Просто Надя никогда в жизни еще не целовалась ни с одним парнем! Конечно, если бы даже и целовалась по тысяче раз в день, и то – кому какое дело! Но она не целовалась, а только думала об этом – как это могло бы у нее быть. И слушала, как это бывало у других. Ей казалось, девчонки всегда немного привирают, приукрашивают, набивая себе цену. А может, все так и было, как они рассказывали. Одно время Наде очень нравился Агапов Сережа, но Агапов стойко любил математику, читал научные журналы на английском языке, и всякие там романтические настроения одноклассниц его не интересовали. Или он просто умел скрывать. Но не это сейчас важно, не об этом речь.

Непонятно было, как после всего жить дальше? Ходить в школу на уроки этой же самой Рябовой, сидеть в одном классе с теми, кто ни словом не защитил ее, говорить с ними о чем-то, улыбаться… Даже если не улыбаться, просто существовать в одних стенах!

Надя автоматически шла по улице, по излюбленному, тысячу раз промерянному с Люськой маршруту. Она двигалась как с завязанными глазами, и было так плохо, что даже воздух казался шершавым. Неужели бывает так много несчастий и предательств сразу, в такой ничтожно маленький промежуток времени? И все это спрессовано, доведено до плотности камня. Камня, который с силой в тебя швырнули!

Началось все с обмена. Эх вы, Федор Иванович! Любитель высоких истин! Вы говорили, что человек волен выбирать себе эпоху и роль? В какой же на этот раз оказались вы? Уютно ли вам в ней? Наверное, все же поуютнее, чем нам здесь, в сегодняшнем дне… Во всяком случае, у вас там уже никаких непредвиденностей. У нас же – поопаснее, хотя все кругом улыбаются и друг другу сочувствуют. Как вам живется в отдельной трехкомнатной квартире с видом на великого полководца тысяча восемьсот двенадцатого года? Жива ли старушка или ее до смерти напугал тополь, стучащий ночами в окно? А еще вы как-то говорили, что не надо бояться иллюзий, иллюзии, мол, это то, чего меньше всего остается к концу жизни. Наверное, как и друзей, которым можно верить…

Потом – вчерашний день. Сапоги. Надя долго бегала за Лизкой, разыскивала ее по дворам. Наконец встретила возле панорамы. Лизка заулыбалась и повела Надю домой. Вытащила из шкафа сапоги, сказав:

– Ладно, давай на десятку меньше… Тут у меня тетка их парочку раз надела.

И Надя увидела, во ЧТО превратились эти долгожданные сапоги! Подошва стерта, на одном сапоге сбоку тонкая длинная ссадина… Кроме того, сапоги уже притерпелись к чьим-то ногам, заметно растянулись и поперек подъема пустили ветки морщин.

– Лиз, ты обещала ведь никому не давать, – сказала потерянно Надя. – Обещала, что подождешь! И Люська просила, она тебе даже пуловер оставила в залог…

– Да много ты знаешь! Твоя Люська, между прочим, свой пуловер через неделю пришла и забрала – ей, видишь ли, на дискотеку не в чем было идти. Так что я вообще могла их продать! У меня знаешь сколько народу спрашивало?.. Чего ты раздумываешь? Такие нигде, ни в одном комке не достанешь. Не все ли равно, подумаешь – два-три раза надели! Я же тебе говорю, давай на десятку меньше…