Трудное время для попугаев

Музыка смолкла. Лектор продолжил: «Так что наше светило, товарищи, является весьма заурядной звездой!» Тут он стал приводить всякие цифры: длину радиуса, силу светимости, перечислять химический состав… У Нади сами собой стали закрываться глаза. Ей даже показалось, что она на минуту отключилась, но голос лектора методично долбил пространство, и до нее долетало: «Солнце – желтый карлик…» «Как это – желтый карлик? – не поняла Надя. – Солнце – желтый карлик?! Их солнце – и какой-то гадкий, сморщенный, желтый карлик?»

Надя еще не проходила в школе астрономию и не посещала астрономических кружков. Поэтому она не знала, что среди звезд бывают не только желтые, но и белые, и красные карлики и такие же гиганты, что это обоснованные математическими расчетами научные факты.

Но, видимо, к этим фактам Надя была еще не готова. Может, слишком сильным, неизжитым оказалось детское благоговение перед светом, теплом? Когда солнце рисуют в пол-листа и самым ярким карандашом! Когда его рисуют в первую очередь, а потом уже – домик, собачку, дерево!..

А может, Надя в душе была тайной язычницей и не могла примириться со столь грубым осквернением? Хотя в детстве, похоже, все немного язычники.

Детство ушло, тело стало почти взрослым, но разве меньше от этого нужно ему тепла и света? Солнце – это ярко мерцающие косицы весенних ручьев, это тяжелые теплые июльские вишни на ветках, это коричневый крупный речной песок, прилипающий к мокрым ногам, это маленькие, звенящие цикадами ночи летом и ослепительные снежные бабы зимой… Солнце – это самое большое, самое радостное и самое надежное, что есть у человека! Если оно даже и закатится, на день, на неделю спрячется в облаках, то все равно наступит момент – и оно вернется!

И вдруг – желтый карлик!

Надя была, наверное, единственным посетителем за всю историю существования планетария, который лил горькие слезы по поводу данного научного факта. Она ничего не могла с собой поделать! Голос лектора то взмывал под купол, то опадал к подножию кафедры, публика шуршала бумажками, кашляла, шепталась… Включенные созвездия плыли сначала в одну сторону, потом, словно вспугнутые овцы, в другую; над креслами занималась пурпурная заря, светлело; казалось, сейчас зазвонят будильники и, как было у них на Панорамной улице, потрескивая проводами, тяжело потянутся из парка троллейбусы.

Надя рыдала над желтым карликом. Может, так оно и есть и, выйдя из дверей планетария, она увидит над головой вместо солнца оскудевший тусклый диск, похожий на стертый пятак? Мир стремительно терял свою надежность. Он становился жалким, незащищенным, и тепло его было на исходе.

Может, Рябова, Федор Иванович с Ниной, Люська, Шошин и тысячи других людей знали об этом? Оттого и поступали, как им заблагорассудится, не ущемляя своих прихотей, не тратя сил на других – а вдруг на себя не хватит! Медный хмурый карлик висел над ними. А теперь он повис и над Надей.

12

Мамина записная книжка всегда лежала в коричневой сумке. Надя перерыла всю сумку, даже просунула руку под распоровшуюся подкладку. Куда же могла эта книжка деться?

Надя старалась не шуметь: было уже около часа ночи. Мама спала, но беспокойно – ворочалась, вздыхала во сне. Неужели книжка потерялась? Или мама забыла ее на работе?.. И главное, не спросишь у нее об этом!

В записной книжке Надя хотела найти рабочий телефон Шошина. Адреса там, конечно, нет: какой дурак в такой ситуации станет давать адрес, по которому проживает его законная семья! А не могла ли мама с ее сверхинтуицией специально спрятать эту книжку? Да вряд ли, думает Надя. Она поискала в хозяйственной сумке, в пальто и плаще. Тихонько вошла в комнату и скользнула рукой в карман маминого халата, но там лежали только маникюрные ножницы и катушка ниток. В коридоре она еще раз выдвинула из тумбочки ящик, в котором хранились квитанции, приехавшие со старой квартиры поздравительные открытки… Стоп! Здесь должны быть две открытки от Шошина! Мама получила их в прошлом году, когда Шошин долго не появлялся: одна – поздравление с Восьмым марта, а другая – с днем рождения. Надя стала перебирать пачку, скопившуюся за несколько лет. Маме писали в основном пациенты, они присылали свои поздравления и пожелания на больницу, но мама всегда приносила их домой.

На конвертах, в которые были вложены шо-шинские открытки, обратного адреса конечно же не было. Стояли только цифры индекса и закорючка вместо фамилии. Надя пригляделась к штемпелю и прочитала: «Мечено». Шошин жил за городом.

Утром Надя проводила маму на работу. А сама, надев вместо формы джинсы и куртку, вытряхнув из сумки учебники, отправилась на Комсомольскую площадь, чтоб ехать на станцию Мечено.