Трудности перевода. Воспоминания

В столице Южного Судана, Джубе, где за пять лет функционирования миротворческой операции появились даже асфальтированные дороги, нас ожидало небольшое приключение. Предполагалось, что участники миссии разместятся в гостинице с роскошным названием «Гранд Салям». Однако вечером, уже после встречи с южносуданским руководством, когда мы направлялись на ночлег, сопровождавший нас сотрудник ооновской службы безопасности неожиданно сказал: «В „Гранд Салям“ едут постпреды США, Англии и Уганды, а остальные выходите здесь». Мы оказались у гостиницы с ностальгическим названием «Нью-Йорк»: справа отдельное помещение, где оформляют посетителей, слева вагончики, к ним с улицы совершенно беспрепятственно может подойти любой желающий. На двери комнатки (правда, довольно чисто вымытой) нет даже цепочки, душ не работает. Свет есть, но лучше не смотреть на то, как скручены провода, обеспечивающие это удобство. Всю ночь за стеной моего жилища были слышны мужские голоса, говорившие на неизвестном наречии. Может быть, они планировали нас похитить? В общем, любой желающий мог сложить штабелями 12 членов Совета Безопасности и увезти их в любом направлении. По счастью, обошлось.

В Джубе нельзя было не побывать в лагере российской авиационной группы. За пять лет пребывания там наши военные обустроились на зависть многим: и баня, и предмет особой гордости — специальная очистная установка, позволяющая пить воду из Нила, проходящую пять степеней очистки. Порадовало то, что служба в Африке нашим вертолётчикам нравилась, да и вообще вертолёты — красивая и исключительно важная форма миротворчества, без них ни одна ооновская операция обойтись не может.

Вторая миссия в Судан проходила на фоне драматических событий. Прибыв в Хартум, мы узнали, что северяне ввели свои войска в Абьей — богатый нефтью спорный регион на границе между севером и югом. Хартуму и Джубе так и не удалось договориться о том, кто должен принимать участие в референдуме о принадлежности Абьея: только оседло проживающее там племя динка, родственное южанам, или также на протяжении столетий сезонно пасущее там скот племя месирия, тяготеющее к северу. Ввод в Абьей войск северян, произошедший не без провокаций со стороны южных соседей, не только создавал в данном районе тяжелейшую гуманитарную ситуацию, но и грозил возобновлением масштабной войны между севером и югом. Встречи членов миссии с Руководством Судана оказались скомканными, вместо этого пришлось проводить, по сути, консультации Совета для выработки реакции на происходящее. В результате поздно вечером было подготовлено заявление председателя Совета Безопасности для прессы, его зачитал председательствовавший тогда в Совете французский постпред Жерар Аро на пресс-конференции, которую мы провели совместно с американской коллегой (США и Россия были сопредседателями миссии Совета Безопасности в Судане).

Совет Безопасности сыграл свою роль в том, что независимость Южного Судана состоялась в соответствии с мирным соглашением. Однако многие проблемы между двумя странами оставались нерешёнными. А само молодое государство постепенно стало скатываться к масштабному кризису: острое соперничество различных группировок, межплеменные столкновения с многочисленными жертвами. К положению в Южном Судане Совету Безопасности пришлось возвращаться ещё не раз. 

Вновь напряжённость на Корейском полуострове

В 2009-2010 годах наблюдался заметный рост напряжённости на Корейском полуострове.

25 мая 2009 года, когда казалось, что наше очередное председательство в Совете Безопасности катится к беспроблемному финишу, Северная Корея произвела второе ядерное испытание. Не прошло и суток, как мы по просьбе Японии созвали экстренное заседание. Члены Совета проявили единство в том, что произошло серьёзное нарушение ранее принятой резолюции 1718 и международного режима нераспространения. Неизбежной стала разработка новой санкционной резолюции в отношении КНДР, которая была принята через пару недель.

Обстановка накалилась, казалось, до предела, когда 26 марта 2010 года затонул южнокорейский корвет «Чхонан» и погибло 46 моряков. Южнокорейцы провели тщательнейшее расследование и пришли к выводу, что корабль потоплен северокорейской торпедой. Со дна моря даже извлекли ржавый кусок торпеды, которая, как утверждалось, и была виновницей трагедии. Пхеньян свою причастность к гибели корвета категорически отрицал. Сеул обратился в Совет Безопасности, с тем чтобы он осудил КНДР за это нападение. Однако в Совете возникли сложности. Не всем аргументация южнокорейцев казалась убедительной. Сценарий нападения северокорейской подводной лодки, которая смогла проникнуть в район маневрирования «Чхонана» и уйти оттуда незамеченной, выглядел несколько фантастически. Существовала и другая версия, что «Чхонан» подорвался на старой южнокорейской мине. К такой версии склонились и российские военные эксперты, которые по приглашению Сеула побывали в Республике Корея и тщательно проанализировали материалы расследования.