Трудности воспитания (СИ)

Очередное доказательство того, что люди никогда не будут равны самоцветам. Она улыбается и кивает:

— Хочу.

День основания Родного мира совершенно не приносит радости, как это было прежде. Голубая старается выдавить из себя улыбку и прекрасно делает это на публику, но Жёлтую так просто не обмануть: она видит тоску в любимых глазах и боль, которая до сих пор не утихла. Сестра сбегает с праздника сразу же, как только выдаётся возможность, и она бежит вслед за ней, извинившись перед Белой, которой, судя по выражению лица, было глубоко наплевать.

Она ловит Голубую за руку ещё в коридоре, и та пытается безуспешно вырваться.

— Прошу, оставь меня в покое, Жёлтая! — срывается её голос.

— Станцуй со мной.

— Не хочу!

— Голубая!

Жёлтая прижимает сопротивляющуюся сестру к стене, удерживает её запястья и отчаянно пытается успокоить:

— Я понимаю, я всё понимаю, Голубая. Но сейчас ты уходишь в свою комнату, чтобы опять тонуть в горе.

— Да! — не отрицает Голубая. — Это так плохо?! Почему ты не хочешь просто позволить мне!..

— Помнишь, как мы танцевали с тобой в этот день, когда нам было по десятке тысяч лет? — тепло улыбается Жёлтая, чувствуя, как сестра слабо вздрагивает. — Я не понимала, к чему эти глупости, а ты вела меня за собой и говорила, что я слишком хмурая, что мне нужно уметь расслабляться.

Голубая молчит, упрямо сжав губы и опустив голову, однако вырваться из хватки уже не пытается.

— Тогда я едва выиграла последнюю битву и считала себя слишком слабой, недостойной быть Алмазом, — Жёлтая отходит назад и склоняется перед ней в изящном поклоне, заведя одну руку назад, а вторую протягивая ей. — Станцуй со мной. Прошу тебя.

Её горячей ладони робко касается холод чужих пальцев; Жёлтая приподнимает голову и сразу замечает искреннюю, пусть и слабую улыбку сестры.

— Почему ты не захотела потанцевать там? — интересуется Голубая, проходя в свои покои и подавая знак Жемчужинам остаться снаружи.

— Кто-то может пройти мимо, — Жёлтая обнимает её за талию, находит своей ладонью её и несильно сжимает тонкие пальцы. — Не хочу делить твою красоту с какими-то другими самоцветами.

Каким бы ни было платье, надетое на Голубую в дни торжества, в какую бы причёску ни были собраны её тяжёлые длинные волосы, — она всегда выглядит утончённо, величественно держит осанку и красиво складывает руки перед собой. По сравнению с ней у Жёлтой слишком широкие плечи; фигура, по её мнению, нескладная и голос — сталь, в отличие от бархатного шёпота Голубой; до подобного великолепия ей очень и очень далеко.

Невыносимо хочется защищать Голубую от любых напастей и любых врагов, по возможности даже от самой себя, но это вовсе не означает, что Жёлтая считает её слабой.

— Ты смущаешь меня…

— Значит, я на верном пути.

Музыка оркестра, играющего снаружи, доносится до их ушей тихой мелодией; Жёлтая начинает плавно вести за собой Голубую в танце, любуясь её лицом, не обременённым печалью и грустью.

Воспоминания о Розовой тяжелы и висят на их совести неподъёмным грузом, но Жёлтая находит в себе силы двигаться дальше, находит в себе силы вести за собой Голубую, если ей так сложно отпустить прошлое.

— Ты никогда не говоришь Голубой, что любишь её, а я говорю!

В горле словно застрял горький ком, и Голубая, заметив перемены на лице сестры, останавливается, тянется вперёд и касается её губ своими в мимолётном поцелуе. Жёлтая отвечает с остервенением, со свойственным ей воинственным напором, гладит голубые щёки пальцами, стянутыми жёлтой тканью перчаток.

— Я люблю тебя, — тихо шепчет она, едва оторвавшись от Голубой, и стирает слёзы, проступающие на самых краешках её глаз.

— Я тоже тебя люблю, — ластится к ладоням Голубая, чувствуя необычную нестабильность физической оболочки. Знакомо немеют кончики пальцев, и последнее, что она замечает, прежде чем оттолкнуть Жёлтую, — сияние их камней.

Жёлтая непонимающе смотрит на неё первые несколько секунд, но затем всё понимает и тут же извиняется:

— Прости, я…

— Ничего, — натянуто улыбается Голубая, невольно вздрагивая от воспоминания о наказании Белой. — Всё равно спасибо.

Помимо основных её обязанностей по уходу за двадцать четвёртым Детским садом на пятьдесят шестой колонии Жёлтого Алмаза, Перидот поручили также проверять состояние Кластера на планете без идентификационного шифра и даже без порядкового колонизационного номера, которые свойственны всем другим планетам Родного мира. Однако она имела персональное название «Земля», что уже заставило Перидот недоумевать.

Ей предоставили все необходимые данные по проекту «Кластер», выдали личное разрешение на использование любого количества робоноидов и неоднозначно намекнули на то, что сама Жёлтый Алмаз крайне заинтересована в чётких рапортах о состоянии и прогрессе эксперимента. Перидот поняла намёк кристально ясно и всё свободное от Детского сада время посвящала изучению полученных данных.