«Ты же сама меня позвала!» — возмущается про себя Стивен, но держит недовольство при себе. Набирает в грудь побольше воздуха, твердит, что ничего страшного от простого разговора не случится, однако Белая вдруг прерывает его ещё не начавшуюся речь:
— Зачем существуют звёзды? Как ты думаешь? — и от столь простого вопроса мальчик теряет весь свой запал. Лепечет под нос первое, что приходит в этот момент в голову:
— Просто так?..
— Чтобы озарять своим сиянием мрачный космос, — сама отвечает старшая Алмаз, не глядя на мальчика, но разговаривая определённо с ним. — Свет звёзд — самое прекрасное зрелище во Вселенной. То, что ни одна другая раса не ценит так, как мы.
Он совсем не понимает, зачем Белая завела этот монолог, что она хочет этим сказать, зачем позвала его, и тем не менее слушает, боясь прервать. Это всего второй их разговор; Белая снова не даёт ему что-либо сказать, и Стивен уже чувствует какое-то особое отношение к себе, какого никогда не ощущал. Весь Родной мир обращается к нему как к Розовому Алмазу, но при этом на него хотя бы смотрят, наивно полагая, что он и есть Розовая.
Белая же на него вообще не смотрит.
— Подобно тому, как существуют звёзды, — невозмутимо продолжает Алмаз, — существуем и мы — те, кто поглощает их свет, преломляет его множество раз, делает его лучше. Как и звёзды, мы озаряем космос своим блеском, — внезапно она широко улыбается. — Мы должны бороздить просторы космоса и освещать его своим сиянием, подобно звёздам. И мы должны делать это вместе с тобой, мой Звёздный Свет.
Она называет его Звёздным Светом, что-то говорит и игнорирует его присутствие, само его существование. Она обращается не к нему.
Белая разговаривает с Розовым Алмазом.
— У меня остались незаконченные дела, драгоценная. Приятно видеть, что ты вновь веселишься в Родном мире, но я покину твой бал пораньше, — и, прежде чем Стивен успевает возразить, она аккуратно подхватывает его на ладонь и опускает на пол, точно на лифте, а сама, ослепительно улыбнувшись подчинённым, уходит, оставляя мальчика в полной растерянности.
В этот раз он успел сказать ей пять слов — в два раза больше, чем в предыдущий.
Конни пытается как-то поддержать; Жемчуг кидает сожалеющий взгляд; Сапфир, наблюдающая издалека, досадно поджимает губы, а Стивен ругает себя за бесхребетность и неспособность уже во второй раз настоять на своём, заставить Белую слушать, а не говорить.
Тем не менее, что Жёлтая, что Голубая — обе хвалят его за проведённый бал и за безупречные манеры. Первая добавляет с усмешкой, что такими темпами он сумеет поговорить с Белой через пару лет, а вторая совершенно искренне убеждает, что рано или поздно та соизволит поговорить хоть с кем-нибудь из них.
Стивену от этого ни горячо ни холодно. Он не собирается оставаться в Родном мире на «пару лет» или до момента, пока Белая не «соизволит поговорить хоть с кем-нибудь из них»; он возлагал на этот бал последние надежды, которые Верховная правительница вот так просто растоптала.
Но что ещё важнее — он устал притворяться Розовым Алмазом. Ему просто жизненно необходимо быть просто Стивеном, и чтобы это поняли не только Кристальные самоцветы. Нужно, чтобы это начали понимать все остальные.
Стивену кажется, что ещё минута, проведённая под личиной его матери, под прикрытием её имени, просто сведёт его с ума. Ощущение такое, словно нестираемое звание Алмаза выжгли у него прямо на сердце, не воспользовавшись анестезией, и теперь шрам постоянно ныл, покрывался рубцовой тканью и чесался, напоминая о себе.
Невыносимо было и осознание того, что некоторым самоцветам приходится всю жизнь провести, занимаясь делом, для которого они были готовы профессионально, но не психологически; которое у них хорошо получалось, но которое они всей душой ненавидели. Впрочем, они не знают другой жизни — значит, не понимают, что теряют.
Он просит Жёлтую и Голубую об уединённом разговоре — благо, хотя бы они его выслушают. Жемчуг реагирует на это решение негативно, о чём говорит сразу, хотя остановить воспитанника уже не в силах.
— Я не Розовый Алмаз, — говорит Стивен, глубоко вздохнув, и ожидает реакции Алмазов. Те сидят и терпеливо ждут продолжения.
Он принимается за разъяснения, не забыв робко добавить в конце, что камень Розового Алмаза по-прежнему у него, и кто знает, как этот камень отреагирует, если его вытащить из тела. Внимательно следит за поведением Жёлтой и Голубой, пытаясь найти понимание хотя бы в глазах последней.
К его удивлению, Голубая мрачнеет, а вот Жёлтая всего лишь пожимает плечами и немного напряжённо потирает переносицу.
— Чисто технически, — неторопливо начинает она, — это Розовая.
— И всё же это не она, — угрюмо отзывается её сестра, постепенно понимая, что хочет донести до них это создание. Всё это звучит как глупость: как вообще одна из Алмазов — наиболее совершенных форм жизни — оказалась способна по собственному желанию передать свой камень и перестать существовать ради того, чтобы создать… это? Нечто органическое, неполноценное, не принадлежащее ни к расе самоцветов, ни к расе людей.