Более восьмисот человек из нового пополнения мы выдвинули на командные должности и на политработу. Многие стали секретарями партийных бюро полков, батальонов и парторгами рот, агитаторами и редакторами боевых листков. За счет этого же пополнения укрепили и сильно поредевший аппарат политотделов соединений, редакций армейской газеты и дивизионных многотиражек…
Я несколько опередил события, поэтому вновь вернусь к своей миссии в штаб фронта.
После моего официального доклада Дмитрий Александрович в личной беседе спросил меня:
— Тяжело, Константин Леонтьевич?
— Нелегко, что и говорить.
— Да-а!.. А помнишь, как некоторые паши товарищи по академии, к счастью, таких было всего несколько человек, помнишь, как они представляли себе войну? Что-то вроде прогулки. Теперь-то наверняка убедились: Война — далеко не прогулка.
— И академию, Дмитрий Александрович, помню, и наш разговор с тобою под сосной, тогда, в конце июня, не забыл.
— Пригодился?
— Еще как! Особенно в борьбе с танкобоязнью…
Я рассказал, как мы излечивались от «болезней» первых дней войны. Лестев слушал внимательно, заинтересованно, переспрашивал, уточнял и по своему обыкновению вес брал на карандаш.
— Молодец, Лукин! Это же надо — первым под танк!
— Первым! Потом, правда, признался: все же страшновато было.
— Представляю… Зато его личный пример — пример командарма! — сыграл очень важную роль. Да и настойчивость, с какой он добивался организации залповой и групповой стрельбы по вражеским самолетам, трудно переоценить. Кстати, Константин Леонтьевич, говоришь, что всё эти примеры умело использовали в своей деятельности политработники? Думаю, тебе следует обобщить опыт партийно-политической работы в боевой обстановке. Как на это смотришь?
— Положительно, конечно.
— Договорились! Подумай, подведи итоги у себя, а потом мы поставим твой доклад на фронтовом совещании политработников. И вот еще что. У вас серьезная убыль в командно-политическом составе, а фронтовые резервы ограниченны.
— К великому сожалению, Дмитрий Александрович. Взводами и даже ротами у нас порой командуют сержанты.
— Ничего не попишешь. Смелее выдвигайте на командные должности и политработу бойцов из коммунистического пополнения..
— Мы так и делаем.
— Правильно делаете. Но у меня мысль: а если для них организовать в армии краткосрочные командные курсы или нечто вроде школы? Подумайте-ка над этим! — Неожиданно спросил: — А какие у вас отношения с особым отделом, с его начальником подполковником Шилкиным?
— Вполне нормальные, деловые. Нареканий нет… Но, Дмитрий Александрович, если, конечно, не секрет, почему возник этот вопрос?
— Почему? Да потому, Константин Леонтьевич, что мы не должны упускать из поля зрения и этот участок. Положение сейчас трудное, и работы у особистов хватает. Но что-бы не случалось у нас, как по пословице «Лес рубят — щепки летят». Не нравится она мне, эта пословица, не по нутру как-то. Понятно, предателям, изменникам пощады быть не может. Но чтобы вместе с ними не пострадал ни один невинный человек. Как, не перегибает Шилкин палку? Власть-то у него огромная.
— К счастью, Дмитрий Александрович, нет, не перегибает.
Ничего, кроме хорошего, сказать о Василии Степановиче Шилкине я не мог. Начальником особого отдела нашей 16-й он был назначен еще в октябре сорокового года. Очень скоро все мы, командиры и политработники, убедились: человек он строгий, требовательный, в необходимых случаях очень жесткий, но одновременно внимательный и чуткий. И чекист отменный, что объяснялось как его природными способностями, так и богатым опытом работы; в органах государственной безопасности находился тринадцать лет.
Под Смоленском наши военные контрразведчики под руководством В. С. Шилкина трудились умело и напряженно. Чистили тылы армии от вражеских лазутчиков, работали с выходящими из окружения, проводили беседы в войсках, нередко в сложных условиях принимали на себя командование, вели роты и батальоны в бой. Обо всем этом я поведал Лестеву, а в заключение сказал:
— Многие наши особисты погибли. Трудно теперь оставшимся, мало их, а работы — по горло. Шпионы, диверсанты, лазутчики не только по лесам рыскают, но и в войска проникают…
— И об этом, Константин Леонтьевич, наслышан. Фронтовое начальство особого отдела попросило выделить для пополнения их рядов толковых политработников.
— Выделили, Дмитрий Александрович?
— Разумеется.
— Но ведь у политработников пет чекистского опыта! — . невольно вырвалось у меня.
— Научатся, война заставит!