Трудные дни сорок первого

Прямо скажем, многовато против наших ослабленных дивизий. Но Гудериан, видимо, не очень полагался на моральный дух и порыв своих солдат и офицеров. Для этого имелись веские основания: в его войсках росло число самоубийц, дезертиров. Взятый в те дни в плен фельдфебель рассказал: «В душе каждого из нас борются два чувства: боязнь вылезать из окопов, страх быть убитым в первую же минуту боя и страх быть расстрелянным собственным офицером, если не полезешь из окопа вперед. Многие солдаты, служившие со мной в одной роте, покончили жизнь самоубийством. Только за последние дни застрелились 7 человек…» Немецкий солдат в письме к жене сообщал: «Я не хотел тебе писать об этом, но больше нет сил переносить те ужасные страдания, которые переживаю я и каждый из нас на фронте. Страх, что тебя может каждую минуту расстрелять собственный офицер, скотская жизнь, безумная смелость русских — все это страшно угнетает меня. Я вижу, как быстро тает наша армия…»

Фашистское командование, не считаясь ни с какими потерями, стремилось пробиться к Москве. Оно приказало 2-й танковой армии двигаться на Тулу и Каширу, чтобы впоследствии соединиться с 4-й танковой армией, пытавшейся обойти нашу столицу с северо-востока.

23 октября противник начал наступление. Главный удар вдоль Орловского шоссе наносил 24-й танковый корпус, чтобы захватить Тулу с ходу. Вслед за ним шел 47-й танковый корпус с задачей овладеть переправами через Оку между Коломной и Каширой. Вспомогательный удар наносили с запада 43-й и 53-й армейские корпуса из района Белева на Тулу и Алексин.

В тот же день гитлеровцы форсировали Зушу в 12 километрах северо-западнее Мценска и повели наступление на правый фланг 6-й гвардейской стрелковой дивизии. Наши воины отразили несколько яростных атак противника. Однако охват правого фланга дивизии все углублялся, и она вынуждена была с боями отойти. Это поставило в сложное положение 11-ю танковую бригаду. Ей тоже пришлось отступить…

К исходу дня 24 октября враг занял город Чернь. А на следующий день перешел в общее наступление. Задача 50-й армии состояла в том, чтобы одержать противника, изматывать, втягивая в бои все его резервы, заставить израсходовать значительные силы на обеспечение флангов. Короче, растянув фронт гитлеровцев и ослабив их натиск, мы должны были выиграть время для сосредоточения войск и нанесения контрудара.

Воины 50-й справлялись с этой чрезвычайно трудной и ответственной задачей. В последующие два дня в района Плавска они мужественно отбивали непрерывные атаки двух танковых и двух моторизованных дивизий, поддержанных пикирующими бомбардировщиками. На обоих берегах реки Плавы чернели остовы около полусотни фашистских танков — подорвавшихся на минах, подожженных бутылками с горючей смесью, но больше всего, конечно же, подбитых артиллерией. Почему «конечно же»? Потому, что огонь ее был исключительно действен. Чтобы не быть голословным, сошлюсь на вечернюю сводку Совинформбюро от 26 октября: «Артиллеристы частей командира Куркина и комиссара Сорокина, действующие на Орловском направлении фронта, нанесли противнику большой урон. За один день артиллерийским огнем уничтожены командный пункт противника и переправа у села Кузнецово, подавлена минометная батарея. Батарея старшего лейтенанта Левкина уничтожила 6 вражеских танков, один пикирующий бомбардировщик и рассеяла батальон фашистской пехоты. Батарея политрука Мошковцева уничтожила три немецких танка. Батарея старшего лейтенанта Чугунова разгромила фашистскую батарею и взорвала полевой склад боеприпасов»[23].

Противник пес большой урон, но, продолжая рваться вперед, захватил Плавен. Через считанные часы наши мотострелки контратаковали его и ворвались в город. Лишь ценой чувствительных потерь враг оттеснил мотострелков. Они заняли оборону севернее Плавска по южным скатам высот, прикрыв шоссе на Тулу. На другой день псицы возобновили наступление, но не тут-то было. Плотный, четко организованный огонь откинул их на псходпые позиции.

Воспользовавшись установившимся затишьем, я ознакомил генерал-майора А. Н. Ермакова с наметками плана партийно-политической работы в войсках армии на ближайший период. О том, что предусматривалось в этом плане, поведаю несколько позже, а пока скажу, что пи одного затронутого в нем вопроса командарм не оставил без внимания. Возвращая мне план, проговорил:

— Все самое главное, по-моему, учтено. Но тем не менее, Константин Леонтьевич, и ты сам, и Богданов, и другие политотдельцы пусть еще подумают. Очевидно, неплохо бы ввести отдельный пункт о воспитании у воинов стойкости в обороне и стремительности, неудержимости в наступлении. Такого пункта нет. Или, полагаешь, он необязателен?

— Обязателен! И даже очень!

— Тем более. Сформулируйте его с Богдановым почетче и — тоже в план. А потом, как только выпадет передышка, рассмотрим и утвердим его на Военном совете. Пока же, видишь сам…