Трудные дороги

Это была странная гора: из огромных камней, кучей наваленных один на другой и ничем не скрепленных. Будто великаны, возведя горы, оставили тут груду строительного материала и забыли о нем. Громоздились ровные, словно отполированные глыбы в дом, много глыб с большой стол — между ними щетинился острый щебень. Перепрыгивая с глыбы на глыбу, мы медленно поднимались, слушая, как глубоко под нами, в недрах странной горы, звенят ручьи.

Недалеко от вершины сели отдохнуть —- отсюда начинался (.клон па восток Я решил забраться на самый верх, посмотреть, Хвощинский не захотел и остался отдыхать.

Взойдя, я невольно попятился. До самого верха громоздились камни — и обрывались, отвесной стеной упав вниз. Напротив, почти рядом, тоже черная, немного пониже, отвесная стена — между ними уходило в неразличимую глубину узкое ущелье, направо смыкавшееся перемычкой-гребнем. Через гребень ползли лохматые тучи, — перевалив, они спускались и клубились, ползли, сталкивались в этой узкой черной щели, у меня под ногами, как смрадные хвостья дыма из какой-то гигантской кухни. Дна ущелья не видно, оно скрыто дымными хлопьями — из-под них доносится клокочущий рев горного потока.

Я с полчаса просидел на вершине, прикованный к этой зловещей красоте. Что это, иллюстрация к дантову аду или сама адская кухня? Мысли не шли на ум, можно было только ощущать, как давит, гнетет тебя, пылинку, дикая, ни с чем несравнимая мощь этого хаоса — начала первоздания, перед которым мысль бессильна и любое творение человека — только игрушка.

Потрясенный, я пошел назад — и не увидел Хвощинского. Нагромождение камней, резко исчерченное солнцем — серые камни и черные тени изломанными линиями и клочьями пестрели всюду и ни спутника, ни рюкзаков среди них не найдешь. Мысленно я разбил ближайшее пространство на участки и начал исследовать их издали один за другим — Хвощинский лежал в тени большого камня и опять спал…

Спустя годы я встретил человека, тоже бежавшего из концлагеря через эти горы, только еще севернее. Он рассказал мне такую историю: молодой ленинградский студент, как и я, он шел с товарищем. И они набрели на такую же гору из камней, — их там немало, — и забрались на вершину, обрывавшуюся в пропасть. Рядом лежали мешки. Вдруг камни поползли — студент с ужасом увидел, как полетели они вниз и с ними — его друг. Сам он ухватился за выступ скалы и удержался, а другого исчез в пропасти, дна которой тоже не было видно и в которой тоже ревел поток.

Оцепенев, он не двигался, еще не веря, боясь поверить и не зная, что делать. Встал, пошел осторожно, вспомнил о мешках, вернулся: мешков не было, они тоже исчезли в пропасти. Это был второй удар: впереди была голодная смерть.

Сутки он потратил, разыскивая товарища — обогнул гору, спустился на дно ущелья, к потоку, но все было бесполезно: товарища, наверно, унес поток. Не нашел и мешков.

Дней десять он выбирался из гор, шел по тайге, питаясь стеблями трав, еще зелеными ягодами, кореньями. Последние дни уже не шел, а ковылял, полз, стараясь уйти от смерти. И где-то в сердце тайги, за сотни километров от человеческого жилья, случилось чудо- на берегу лесной речки он увидел избушку, около нее — сети на шестах. Не веря глазам, он дополз до порога, открыл дверь: в избушке никого, но стол накрыт холстиной, покрыты рядном два топчана, на полках — посуда хозяева ушли и скоро вернутся. Он пошарил по полкам, нашел сухари, поел и завалился спать.

Дня три студент прожил один — хозяева не приходили Он нашел в чуланчике муку, крупу, сушеную рыбу, соль, варил себе еду, ел и спал, отдыхая от тяжкого похода. К вечеру третьего дня явились хозяева: до бровей заросший лохматый старик и стройная, дикая и пугливая девушка лет восемнадцати Старик не удивился, увидев гостя: как будто в этом не было ничего необычного и гости захаживали к нему каждую неделю.

Старик почти разучился говорить. Но за несколько дней из его мычания и обрывочных фраз студент догадался, в чем дело Году в девятнадцатом то ли красные, то ли белые разрушили село, в котором жил старик, все его хозяйство и семья погибли, осталась одна маленькая дочка Он принял бедствие, как конец света, и решил уйти от мира. Погрузив в лодку остатки своего добра, вместе с дочкой старик спустился по реке в низовья, потом поднялся по притокам в самую дремучую тайгу, срубил избушку и прожил тут с дочкой больше десяти лет Зимой они охотятся, летом ловят рыбу; два раза в году, в начале и в конце зимы, к ним заезжают знакомые, когда-то случайно набредшие на избушку туземцы-оленеводы, забирают добытые меха, отвозят на факторию Пушторга, а взамен привозят продукты, порох, дробь, рыболовные снасти Рыбу берут себе на еду И никто, кроме двух-трех оленеводов, не знает о старике с дочкой в тайге.