Трудный день

Ленина Василий видел на фотографии в газете и мельком еще на одной, когда был в городе: висела на стене в укоме. Но Василию всегда казалось, что он знал Владимира Ильича так, будто видел его много раз и согласно беседовал с ним о мировой революции, об отношении к середняку и о Восточном фронте. Но больше всего — о мировой революции: ему она была просто необходима. Жена Василия не раз напоминала мужу о том, что неплохо было бы справить новую пару сапог, починить что-то в доме, перекрыть крышу сарая: ведь начальник же! А посмотреть со стороны — живет как последний батрак. Эти разговоры Василий прекращал: мелочная суета, забота о себе, он был уверен, отдалила бы его от того большого, чем он недавно начал жить, и от мировой революции в первую очередь… А приобщил его к подлинно великому он, Ленин… И миллионы других трудовых людей тоже… И вот Ленин лежал сейчас в Москве, представлялось, в какой-то просторной больничной палате с огромными окнами, как в помещичьем доме неподалеку, вокруг стояли врачи в белых халатах и товарищи по борьбе. Делали все, что могли, и ждали… С момента телеграфного сообщения прошли часы… Живой?

Живой! Живой!

Утром председатель собрал в волостном Совете активистов, Петра и еще троих постарше. Рассказал им о вчерашних событиях. Потом припомнил вдруг фронт, свою солдатскую жизнь. И — удивительно! — вспоминая прошлое, Василий как-то потеплел, стал мягче:

— Меня как садануло, думал — смерть! Смерть, и все! Отвезли меня в госпиталь. Да какой там госпиталь! Сарай с дырявой крышей! Раненых человек двадцать, и на всех — старенькая сестра да фершал. Даже не доктор! Чуть пограмотнее мужика. И вот, скажи ты, вылечил! — Василий похлопал себя по груди, по ноге. — Ну а Ленина, Ленина-то ведь не фершал будет лечить, а? Не фершал? — И добавил, успокаивая всех: — Обойдется… Обойдется…

И затем опять — к делу.

— У тебя, Анисим Иванович? — спросил, обращаясь к одному из пожилых.

— С мировой принес… — Анисим Иванович подал Василию револьвер. — В амбаре держу. Над дверью.

— У тебя, Егор, двустволка, конечно, на ходу? — продолжал Василий.

Бородатый Егор лишь кивнул: мол, о чем может идти речь?

— У тебя, Тихонович?

Робковатый Тихонович вздохнул, чувствуя себя не очень ловко, и не сразу ответил:

— У меня, братцы, баба ружье спрятала. Весь двор перерыл, не могу найти. Все обшарил — нету!

— Можем и на бабу воздействовать, — уверенно предложил Василий. — Как? — и вопросительно посмотрел на Тихоновича.

Тот замялся: не простое дело — на его бабу воздействовать…

В это время дверь открылась, вошла низкорослая женщина в платке, с узелком в руке, та самая, которая настойчиво предлагала Василию фату.

Тихонович как-то сразу притих, съежился: жена!

Не обращая внимания на собравшихся, женщина прошла в угол и положила узелок на стул.

— Чем ваши ружья да пули помогут человеку? — с укором сказала она. — Сала ему надо послать, масла, меду…

— Ты о чем это? — спросил Василий, который уже догадывался о смысле бабкиных слов.

— Мужики… — так же с укором продолжала бабка. — Все только о наганах да винтовках! Лишь бы кровь проливать… Масла, говорю, ему надо для поправки, сала…

«Мужики» переглянулись, обескураженные и озадаченные: как это они сами не догадались?

— Пошлем, — поспешно сказал Анисим Иванович. — Соберем и пошлем!

Василий встал, воодушевленный новой идеей:

— Вождю мирового пролетариата! Так и напишем!

Потом подошел к бабке и, как бы вспоминая о чем-то, сказал:

— Варвара Семеновна, ох и догадливая ты женщина… Другой такой в нашей деревне не сыщешь, хоть год днем с огнем ищи!

— А чего тут особенно догадываться-то? Больному корм — первое дело! Корм да лечение… А тебе спасибо, Василий… Спасибо на добром слове! — Варвара Семеновна таяла от похвалы. — Хоть ты и нехристь и в аду будешь гореть…

Егор, Анисим Иванович, сам Тихонович слушали этот неожиданный разговор, чувствуя в нем какой-то тайный смысл.

— Да, ты — как никто сообразительная… Так вот я и говорю, — продолжал Василий прежним тоном, пропустив мимо ушей мрачное предсказание, — и про маслице сообразила, и ружьецо догадалась припрятать… А надо бы его хозяину отдать, Варвара Семеновна…

Гостья решительно вскинула голову:

— Вот ты куда?! Не получит! Пришел с войны живой — и слава богу! Хватит стрелять друг в друга. Сколько людей поубивали, покалечили. Хватит! Ленин-то что говорит? Мир!

— С кем мир, Варвара Семеновна? — спросил Петр.

— Хватит… Хватит… — стояла на своем Варвара Семеновна, не вдумываясь в слова Петра. — Нажаловался? — спросила мужа.

— Это мы стороной узнали… — стал успокаивать ее Петр. — Стороной, Варвара Семеновна…

Неизвестно, чем бы кончился спор, но послышался шум подъезжавшей телеги. Не иначе, как Алена возвращалась из села с бюллетенем.

Василий быстро вышел на крыльцо, остальные подошли к окну.

Что же это?