Трудный переход

В тот день, когда Аннушка встретилась с Григорием, она приходила к Елене просить, чтобы та осталась снова в её избе за хозяйку. Надо было скорее вывозить со степи сено, пока не испортилась санная дорога. Вообще-то Аннушка не ходила к Сапожковым, но тут делать было нечего: явилась крайняя нужда. Короткий разговор с Григорием убедил Аннушку, что Сапожков и на самом деле, как говорили Федосья и Елена, заботится, чтобы народу в Крутихе прибавлялось. Приезд переселенцев ещё больше укрепил её в этом мнении. "Ехать надо Егору домой, а то тут новые люди понаехали, всё по-своему сделают". Недаром у Аннушки к переселенцам было такое ревнивое чувство. Ей даже приснился страшный сон.

…Как будто по длинной дороге куда-то идут и едут всё вперёд и вперёд крутихинцы и переселенцы. Аннушка же и Егор стоят у дороги в степи — неприютной и холодной. "Как же мы-то будем? — с ужасом думает Аннушка. — Они куда-то уезжают, а мы разве здесь остаёмся? Одни?"

— Возьмите нас! — кричит она.

— Не надо, что ты их просишь, — будто бы говорит ей Егор. Лицо у него жёсткое, он сердито смотрит на неё.

— Как же не надо! — возражает она. — Ведь мы пропадём с тобой одни-то…

— Ну, тогда проси, — говорит Егор.

Он садится у её ног, а лучше сказать — сваливается кулём. "Да он же больной, — в отчаянии думает Аннушка. — Что же делать?"

— Возьмите нас!

Знакомые лица крутихинских мужиков и баб повёртываются на её крик. Они что-то отвечают ей, но слов не слышно. А переселенцы едут на своих санях и смеются. Аннушка изнемогает от страха. Она просит едва слышным голосом:

— Возьмите нас!.

Проснулась она в липком поту, с сильно бьющимся сердцем. В избе стояла Агафья. Откуда она взялась?

— Заспалась, соседка. Хотела я повернуть да уйти… А потом вижу — плохой сон тебя давит. Вот я и побудила!

— Чего тебе? — повернулась к ней Аннушка недовольно.

— Письмо я хотела мужику написать. Сама-то не умею, Ваську попрошу, пока в школу не ушёл, може напишет. Пусть уж едет домой Тереха-то…

"Вот и эта то же думает, что и я", — промелькнуло в голове у Аннушки.

— Вася! — позвала она.

— Я здесь! — быстро отозвался сын.

— Васенька, дитятко, напиши мне письмецо, — начала Агафья, — я тебе гостинчика дам!

— Ладно, тётка Агафья, сочтёмся, — серьёзно сказал Васька.

Они сели писать письмо. Васька вырвал из тетрадки два листка, придвинул чернильницу — стеклянный пузырёк, обмакнул перо. На конце пера, когда он его вытащил, оказалась какая-то козявка.

— Вот чёрт, — пробормотал Васька, взял промокашку, убрал козявку.

За всеми этими его приготовлениями следили: Агафья — с обычным своим постным видом, Аннушка — с улыбкой, а маленькая Зойка — с интересом, совершенно её поглотившим. Наконец Зойка не выдержала, залезла на лавку и стала на коленки рядом с сидящим братом.

— Не пыхти мне в ухо, — сердито сказал Васька. — Прилезла тут…

Зойка смотрела на него и гримасничала.

— Дай ей какую-нибудь бумажку и карандаш, она порисует, — сказала Аннушка. Васька послушался, дал Зойке клочок бумаги. Зойка стала чертить по нему карандашом.

— Любезный муж наш, Терентии Иваныч, — начала диктовать Агафья.

— Лю-без-ный му-уж… — выводил по клеткам тетрадного листка Васька и вслух повторял слова.

— Кланяется вам ваша супруга Агафья Тихоновна и шлёт нижайший поклон…

— Ни-жай-чий пок-лон, — писал Васька.

— А ещё кланяется вам…

И Агафья начинает перечислять всех родственников.

— Тётка Агафья, — говорит вдруг Васька, кладя перо, — так писать длинно. Давай я сам напишу. Я всё знаю, чего писать-то. Пущай, мол, приезжает… Тут, мол, тебе бригадира дадут, нечего там лесины-то валять… А то вот переселенцы приехали, так они вам нос-то утрут!

— Ой, батюшки! — всплеснула руками Агафья. — Да откуда ты мысли-то мои вызнал, пострел?!

— А я от мамки к батьке такое-то письмо писал, — важно сказал Васька.

Женщины взглянули друг на друга и вместе рассмеялись.

XXXII

Палага любовалась на себя в зеркальце. Она старательно разглядывала своё лицо, глаза, губы. Палага была одна в маленькой комнате, где жила вместе с Верой. Вера убежала на Красный утёс. "Совсем с ума сошла девчонка", — думала Палага. Зная сердечные дела своей подруги, она не очень бы удивилась, если бы Вера вдруг сказала ей, что выходит за Генку замуж. В конце концов всё сводится к этому.

Вот и у них с Демьяном…

Палага вздохнула. Из крошечного зеркальца на неё смотрели пристально и вопрошающе серые глаза, её собственные глаза. Правда, они не такие красивые, как у Веры, но всё же… И нос никуда не годится. Толстоват. А вот губы… губы, пожалуй, ничего… Ах, да разве в одной красоте дело! Палага задорно вскинула голову.

В это время послышался за дверью лёгкий стук. Так мог стучать только один Демьян. Палага живо убрала зеркальце. Лицо её в одну секунду сделалось серьёзным и даже строгим. Она взглянула на дверь. А в неё уже входил Демьян Лопатин.

— Паря, погода-то нынче… мануфактурная, — сказал забайкалец вместо приветствия и снял свою папаху.

Палага засмеялась.