Трудный переход

— Пожалуй, я был самым молодым в партизанском отряде. Там были вояки с германского фронта, даже пожилые казаки. А Лопатин и меж ними отличался, хотя был такой же молодой, как я. У него была какая-то вызывающая храбрость. Вот и в этот раз. Мы выехали из Цурухайтуя небольшим разъездом — сопровождать комиссара Ивана Иваныча Полетаева. Я при Полетаеве был как бы для поручений. А Лопатина послал Шароглазов. С нами человек пять пар тизан из разведки. Едем. Место открытое. Степь. Вдруг — откуда их вынесло? — казаки! Там, если знаешь, небольшие курганчики в степи. Наверно, казаки нас подследили. Гонят нам наперерез. Мы могли и назад повернуть — недалеко от деревни отъехали, — да куда там! Дёмша кричит: «Быстрее, товарищ, комиссар! Проскочим!» Чёрта с два! Не успели глазом моргнуть, казаки уж тут. Стрельба, крики, ругань, шашки сверкают! — Трухин усмехнулся. — Ругани-то, конечно, больше всего. Ругани, да ещё паники. Однако, что греха таить, я в эту минуту струхнул. Не за себя, а больше за комиссара. Помню, летит на нас старик-бородач, аргунский казак; богатырь, зверь! Я стараюсь загородить от этого бородача комиссара, а сам не вижу, как другой казак очутился рядом со мной и уж шашку занёс. Сейчас махнёт шашкой — и готов. Пополам развалит… Только успел я это сообразить, смотрю — валится казак с седла. Потом и выстрел услыхал. Это Лопатин из карабина его свалил. А потом его и самого ранило. Его бы не ранило, если бы он комиссара послушался. Но он немного спартизанил. Когда казаки бросились на уход, он увязался за ними. Полетаев ему кричал, чтобы возвращался, да разве Дёмшу остановишь! Завёл с казаками перестрелку. Тут его и хватило в ногу… После того я с Лопатиным не виделся. Его в лазарет увезли, а я ещё недолго в Забайкалье побыл — и сюда, на Дальний Восток. Здесь пришлось в Иманском районе воевать. Так тут и остался… И забыл бы я совсем о Лопатине, да вот ты напомнил…

Трухин взглянул на Сергея, думая, что тот сейчас ещё что-нибудь скажет ему о Демьяне, о Забайкалье. Но Широков, казалось, уже давно не слушал его. Он смотрел рассеянно в окно вагона. «Счастливые они — Демьян, Трухин, — думал Сергей. — Им есть о чём вспомнить, поговорить. Тогда война была. Сражения… Вот мне бы там быть! Я совершаю героический поступок… Или нет… Мы с Верой в одном отряде. Нападают белые. Я Веру спасаю…»

— Степан Игнатьевич, — оторвавшись от окна, спросил Сергей, — а может так быть, чтобы парень в девушку сразу влюбился? Как увидал, так и втюрился? А? — вставил нарочито грубое слово Сергей, чтобы замаскировать им неловкость своего вопроса.

Трухин сначала ничего не понял. То говорили об Имане, о гражданской войне, а то вдруг любовь! Откуда? Почему? В чём дело? Но в тот же миг Трухину всё стало ясно. Он вспомнил, как читал Сергей у Сафьянниковых, как смотрел он на Веру — дочку Ивана Морозова.

— Можно влюбиться с первого взгляда! — сказал он решительно. — Да ещё какая бывает любовь…

Мечтательно посмотрел в окно и вдруг добавил доверительно и каким-то особым голосом:

— Вот познакомитесь с моей женой и увидите, что лучшей нет в мире. А ведь я в неё влюбился с первого взгляда, как увидел её на коне, в кожаной куртке, с саблей в руках — в партизанском отряде… В другом месте, в иных обстоятельствах, так, может быть, в неё же и не влюбился бы. Если бы, допустим, она у белых была.

— Да, да, — кивал головой Сергей. — Так оно и есть. Понимаю… — При сильно развитом воображении Широкову ничего не стоило моментально создать в своей голове образ молодой партизанки — лихой, отважной… Интересно, какова жена Трухина сейчас? Небось боевая! Не ходит ли она и теперь в кожанке, в сапогах?. Сергей посмотрел на Трухина. Спросить бы его, да неловко…

Иман оказался таким же маленьким, как и тот забайкальский городок, откуда Широков недавно приехал. Трухин быстро шёл по улице. Сергей задавал ему разные вопросы, Степан Игнатьевич коротко отвечал. Видно, он торопился скорее домой. Наконец пришли. Трухин в подъезде нового дома провёл Сергея через широкий коридор, открыл дверь. Сергей ступил за ним и в удивлении остановился на пороге. Целая толпа, как ему показалось, девочек и мальчиков разного возраста окружила Трухина, что-то крича, взмахивая руками, приплясывая. Словно они попали в детский сад… Дети так бурно выражали радость при виде Степана Игнатьевича, что он только повёртывал то в одну, то в другую сторону своё улыбающееся лицо. А за детьми, смотря на них и на Трухина ласковыми, спокойными глазами и открывая в широкой белозубой улыбке свежий рот, стояла сильная, крепкая женщина в обычном домашнем платье и отнюдь не в кожанке. Заметив Сергея, она и его пригласила взглядом полюбоваться на Трухина и на детей. А ребятишки уже завладели им безраздельно. Степан Игнатьевич, сняв с себя пальто, сел на диван у стены. Тотчас же к нему со всех сторон потянулись детские руки. Самый маленький оказался у него на коленях, другой, постарше, влез на диван и со спины Степана Игнатьевича старался заглянуть ему в лицо. Дети постарше вились тут же.