Трудный переход

Васенев ушел далеко вперед. В быстроте и точности никто с ним сравниться не мог. Впереди сквозь мелкий сосняк уже проглядывалась основная магистраль, по которой двигались к фронту войска. Андреев на этот раз поспевал следом за взводным и удивлялся тому, что бойцы так быстро избавились от вчерашней усталости. С основной магистрали доносился рокот моторов, и порой слышно было, как грузно проползали там танки.

Неожиданно за Андреевым прибежал Воловик. Ребята шутили, что у связного капитана и зимой не выпросишь снега. И еще он четко усвоил воинскую иерархическую лестницу. Отлично ориентировался, кто какое место в ней занимал, и вел себя соответственно. Перед начальством выше капитана Воловик мог расстилаться услужливым бесом. Те, что стояли ниже Курнышева, вызывали в нем снисхождение, и степень его зависела от того, уважал он этого человека или нет.

К Андрееву Воловик относился со смешанным чувством. С одной стороны, он понимал, что старший сержант всего лишь помкомвзвода и его свободно можно третировать. Но с другой — к нему хорошо относился капитан, да и не только капитан. И сам Андреев мог запросто отбрить любого, а Воловика тем более, хотя Воловик и стоял возле командира роты и имел на него определенное влияние.

— Старшой, — сказал Воловик, — ротный тебя зовет.

— А ты не мог иначе? — прищурился Андреев. — Хотя бы для формы поприветствовал. И вообще, есть ли у тебя что-нибудь святое?

— Старшой! — обидчиво навострил свои усы Воловик.

— Эх, ничего ты не понял, — махнул Григорий рукой и позвал Гордеева: — Не забудьте мой щуп, я к капитану.

Воловик все еще хорохорился, сердито поглядывая на Андреева. Капитан встретил старшего сержанта с озабоченным видом. Тер шею левой рукой, а в правой держал фуражку. Вскинул на Григория быстрый взгляд и сказал:

— Пойдешь в штаб батальона.

— Слушаюсь!

— Будут переводить в другую роту — отказывайся.

— Товарищ капитан, меня же не спросят.

— Все равно. Я заступлюсь.

— Спасибо.

— Ну, шагай, — легонько подтолкнул он Андреева в плечо. — Да не забудь мою просьбу. Не хочу никуда тебя отпускать.

Штаб батальона расположился в лесу, на той стороне магистрали. Андреев разыскал его с трудом.

Основная магистраль потрясла его. Такое скопление войск он видел и в сорок первом году. Только тогда было скопление отступающих войск, хаотическое, потрясающее своим трагизмом. И танки, и кавалерия, и пехота спешили не навстречу врагу, двигались не пружинисто, а как-то расслабленно, оглядываясь назад, боясь быть застигнутыми противником.

И здесь было такое же великое скопление войск — пехоты, машин, танков, «катюш», но в этом могучем потоке чувствовалась неукротимая сила раскручивающейся пружины, непобедимая устремленность и, что самое потрясающее, — спокойная уверенность в успехе. Шли подразделения пехоты — с автоматами, винтовками, противотанковыми ружьями, пулеметами — утомленно и весело. Шутники на машинах иногда кричали:

— Эй, пехота! Пылишь сто верст и все равно охота!

Танки наезжали на выбоины с каким-то достоинством, покачивая хоботами орудий, а из открытых люков высовывались танкисты в черных ребрастых шлемах, смотрели вперед, сделав ладонь козырьком над глазами — ни дать ни взять былинные богатыри.

А машины урчали недовольно и нетерпеливо. Им хотелось скорости, а какая там скорость, если пехота и танки заполнили дорогу от края и до края.

Впереди от того места, где Андреев пересек магистраль, над всей этой движущейся лавиной поднялся аэростат, метров этак на сто или сто пятьдесят. А в гондоле его примостился наблюдатель с биноклем.

И никто не боялся вражеской авиации. Правда, погода была нелетная, тучи низко жались к земле, хотя дождя не было. Но все равно. Наши штурмовики нет-нет да и проносились над головами, покачивая крыльями, и так низко, что от гула их моторов шевелилась на березах листва.

Штаб батальона Андреев нашел в глубине леса, в сосновой чаще с лиственным подлеском. Сразу приметил командира батальона подполковника Малашенко. Он сидел на чурбане, а рядом с ним на раскладном стуле восседала женщина в военном. У нее погоны узкие, но тоже с двумя крупными звездами. Андреев подумал, что это врач, но то был не врач: окантовка на погонах не та.

Андреев доложил о прибытии.

— Вольно, старший сержант, — сказал Малашенко и повернулся к женщине. — Пожалуйста, Анна Сергеевна.

Ей было за сорок. Светлая кожа на лице уже поблекла, под глазами намечались синие круги. Волосы гладко зачесаны назад и собраны на затылке в жиденький валик. Стоячий воротник гимнастерки застегнут наглухо, хотя, несмотря на пасмурную погоду, было душно. Она рассматривала Андреева глазами усталыми и строгими. Позднее он узнал — она юрист, работает в трибунале.

— Я бы хотела, — начала она низким грудным голосом, — задать вам один вопрос, от ответа на который зависит остальное.

— Слушаю вас, товарищ подполковник.

— Скажите, фамилия Волжанин вам что-нибудь говорит?

— Так точно! — быстро ответил Андреев, невольно настораживаясь.

— Что же?

— С батальонным комиссаром Волжаниным впервые встретился в Белостоке в сорок первом году, а позднее — в Гомеле.