Трудный поиск

Но ущерб, нанесенный хозяйке этих вещей — пожилой, недавно овдовевшей женщине, Лидии Васильевне Парадиевой, не ограничивался сосчитанной Лавриковым суммой. То, что вор не смог унести с собой, он постарался испортить: разбрызгал чернила по стенам и мебели, разрезал на куски перочинным ножом огромный персидский ковер, покрывавший весь пол от двери до пианино у противоположной стены, нацарапал длинное замысловатое ругательство на полированной дверце серванта.

Такое странное поведение вора поставило в тупик оперативного работника Лаврикова.

Наглость преступника проявлялась еще и в том, что кражу эту он совершил в середине воскресного дня, всего за час с небольшим, точно уложившись во время, которое потребовалось Парадиевой, чтобы выйти из дома, купить в гастрономе картошки, хлеба и подсолнечного масла и вернуться обратно.

Лидия Васильевна не понравилась Лаврикову. И больше всего его раздражало в Парадиевой то, что она отчаянно торговалась с ним при оценке украденных у нее вещей, как будто он был не оперативным уполномоченным отдела милиции, а агентом по страхованию имущества. Лаврикову даже пришло в голову, что у такой неприятной женщины наверняка должны быть враги и что один из них и забрался к ней в квартиру.

Эта версия могла бы заодно объяснить, почему вор тратил дорогие для него минуты на то, чтобы испортить ковер и мебель.

— Если не враг, — объяснил Лавриков свою мысль Парадиевой, — то из тех, с кем у вас, скажем, неважные отношения.

Лидия Васильевна пожала плечами:

— Мне это неизвестно. Есть несколько человек, с которыми я состою, если можно так выразиться, в служебном конфликте. Но это же не причина для того, чтобы резать мой ковер или царапать полированную мебель.

Она подумала еще немного и добавила:

— Кое-кто, конечно, завидовал моей обстановке.

Она горделиво обвела рукой свою комнату, тесно, не по-современному заставленную тяжелой, громоздкой мебелью.

— В особенности старший брат моего покойного супруга, — продолжала Парадиева. — Он даже осмелился заявить, что я ускорила смерть мужа, заставляя его слишком много работать на эту «проклятую мебель».

— Так, может быть, он и побывал в вашей квартире, пока вы ходили в магазин? — спросил Лавриков.

— Он слишком стар для этого, да, кроме того, он уже месяц лежит в больнице.

— А кто мог знать, что вы идете в магазин и это займет у вас не меньше часа? Кстати, где в тот день были ваши соседи?

— Я была одна. Соседи на выходной уехали за город. А догадаться о том, куда я пошла, было не так трудно по моей продуктовой сумке. Магазин наш на ремонте, и за продуктами приходится ходить довольно далеко. По воскресеньям там бывают очереди, так что меньше чем за час никак не управиться.

— Так... — задумчиво протянул Лавриков, — Это известно своему, живущему где-то здесь.

— Кто же мог видеть меня, когда я выходила из дома? — размышляла вслух Парадиева. — И при этом еще знать, из какой я квартиры и что соседи за городом? На лестнице я ни с кем не встретилась, во дворе... постойте, — мальчишки. Конечно, мальчишки! Они всегда толкутся в нашем дворе, У них здесь что-то вроде штаб-квартиры...

— Это — мальчишки, — сказал Лаврикову присутствовавший при разговоре усатый дворник Максимов. — Черт бы их побрал! И что мы только ни делали, чтобы отвадить их. Даже скамейки пробовали убирать — не помогло. Собираются у нас всякие проходимцы со всей улицы. И чем им только наш грязный двор так приглянулся?

От дворника немного пахло водкой, и, стыдясь оперативного уполномоченного, он говорил в сторону, стараясь не дышать на него:

— Я их гоню, а они только смеются надо мной. И в карты они здесь играют, и песни неприличные поют...

Он хотел добавить, что и водку пьют, но потом решил эту тему не затрагивать.

3

...Выполняя задание Кунгурцева, с тортом и букетиком фиалок я вхожу во двор дома, где живет Парадиева. Мрачный, затхлый, полутемный колодец. Солнце спускается сюда не часто, и лужи здесь почти никогда не высыхают. Три чахлых деревца бессильно опираются на колышки, вбитые кем-то наспех и неумело. Посредине двора — грубо сколоченный, врытый в землю стол. Очевидно, поставили его сюда по инициативе доминошников. Но сейчас на нем пятеро подростков ожесточенно режутся в карты. Я бросаю на них безразличный взгляд и подхожу к ближайшей парадной. Номера квартир снаружи стерлись от времени, и я не могу определить, здесь ли живет девушка, к которой я пришел в гости. Кроме ребят, играющих в карты, во дворе никого нет, и я просто вынужден обратиться к ним за помощью.

— Где здесь десятая квартира?

Ребятам явно не до меня, и мне приходится повторить вопрос.

Наконец один из них, с огромной огненно-рыжей шевелюрой, не принимающий участия в игре, удостаивает меня ответом:

— Вон на той лестнице, на четвертом этаже.

Через пять минут я возвращаюсь обратно. На лице у меня написано огорчение.

— Не повезло, — говорю я рыжему пареньку. — Ее нет дома.

— Подождите, придет, куда она денется, — не слишком вежливо отвечает он мне, не отрывая взгляда от игры.

Это как раз то, что мне нужно. Я сажусь на край скамейки и вынимаю газету.