Трудный поиск

— У меня нет, — беспомощно повторил мальчик. От страха пот выступил у него на лбу.

Сашка схватил его за левую руку в том месте, где ее опоясывал ремешок часов:

— Снимай часы.

Мальчик заплакал:

— Не могу, мама узнает.

— У всех мама, — безжалостно передразнил его Сашка. — Ты бы раньше о ней подумал. Карточный долг — долг чести.

Во мне все закипело от злости. Может быть, я не имел права вмешиваться. Ведь я мог завалить дело, из-за которого пришел. Да и парень сам виноват. Но быть безучастным зрителем — к этому я не привык.

— Оставь мальчишку! — закричал я Сашке и сделал шаг по направлению к нему. Сашка заметно испугался, но в присутствии остальных не позволил себе отступить.

— А иди-ка ты, — сказал он мне и сильно дернул мальчишку за руку.

В то же мгновение я рывком поднял Сашку со скамейки и простейшей подсечкой уложил его на землю.

Общее оцепенение длилось не больше секунды, а потом на меня бросились Павел, как видно в лучшем смысле слова понимавший законы дружбы, один из тех мальчишек, которых я увидел сегодня впервые, и вскочивший с земли Сашка. В руке у Сашки был камень...

— Стойте, идиоты! — раздался окрик Игоря, единственного из всех нас сумевшего сохранить хладнокровие. — Вы что, спятили?!

Он здесь был главный. Это я заметил еще в первый раз. Сашка нехотя бросил камень, а Павел и второй мальчишка немедленно вернулись на свои места.

— Что вам от нас нужно? — спросил меня Игорь.

— Да ничего, — ответил я, как будто ничего и не случилось, — просто не люблю, когда маленьких обижают.

— А кто его заставлял приходить сюда играть?

— Никто, конечно. Я его и не оправдываю, но зачем же снимать часы? Ведь ему попадет дома.

— Карточный долг — долг чести, — заученно повторил Игорь.

— Какая честь, когда Сашка играл нечестно, — рассмеялся я. — Нечестно, понимаете?

— Ну и что, если нечестно, — заступился за Сашку Игорь. — Не надо зевать. Все люди делятся на волков и овец. Не будь овцой, вот и вся хитрость!

— Так рассуждали фашисты, — жестко сказал я. — Выходит, ты с ними заодно.

— Ну, это вы бросьте! — рассердился Игорь. — У меня отец на фронте погиб.

— Он, наверно, не за то погиб, чтобы его сын в карты играл.

— Но ведь карты продают в магазинах, — с издевкой бросил пришедший в себя Сашка.

— Можно иногда поиграть и в карты, но тратить на них все свободное время и зарабатывать деньги с помощью карт — подло. И что вы тут толкуете о карточном долге — долге чести? Вы на меня не обижайтесь, но это же выдумано для таких дураков, как вы. Иначе кое-кто не сможет жить с помощью карт.

— А дядя Вася сказал... — вдруг перебил меня Хрящ. Но так и не успел рассказать, что же сказал дядя Вася, — от толчка Игоря он чуть не слетел со скамейки.

Я опять, конечно, не дождался своей знакомой, но домой на этот раз возвращался не один. Меня провожали Игорь и Павел. На улице мне было легче разговаривать с ними. Двор — тесный, угрюмый — не располагал к откровенности. А выйдя со двора на улицу с ее неумолчным шумом и шлепающим шуршанием троллейбусных шин, мы сразу почувствовали какое-то расположение друг к другу.

По дороге ребята рассказали мне о себе.

Павел никогда не знал нужды. Но не хлебом единым жив человек. Павел не знал родительской любви и заботы. Отец его — моряк дальнего плавания — редко бывал дома. В его нечастые приезды мать была нежна с сыном. В остальное время Павел мешал ей, ибо больше всего на свете она любила веселое общество, рестораны, внимание мужчин. Сыну она ни в чем не отказывала, давала деньги, покупала дорогие костюмы. Но Павел давно уже понял, что этим мать откупалась от него за то, что лишила его своей материнской ласки и любви.

Павел много читал. Он был фантазером и мечтателем, и его представление о жизни носило нереальный, книжный характер. Я не знал, какое участие он принимал в квартирной краже — в это трудно было поверить, — но мне он казался добрым и справедливым. И меня не удивило, что он делился со мной, в сущности почти незнакомым ему человеком. Ведь ему чаще всего приходилось встречаться с людьми типа маминых друзей или Сашки. А с ними не очень-то хотелось откровенничать.

У Игоря жизнь сложилась труднее. У него не было ни отца, ни матери. Тетка вынуждена была взять на воспитание сына погибшего на войне брата. В десять лет она отправила мальчика в ремесленное училище. Игорь стал токарем и зарабатывал больше ее, но она не любила его, и теперь к прежней неприязни прибавился еще страх перед рослым, грубоватым племянником. Когда ему становились невмоготу ее постоянные жалобы и попреки, он делал страшное лицо и хватался за стул, а она в ужасе убегала на кухню и не возвращалась обратно, пока Игорь не уходил из дома.

У Игоря не было друзей, кроме Павла и Сашки. Сходиться с людьми ему мешал его властный, суровый характер. Равноправие в дружбе было не для него.

Павел и Сашка охотно подчинялись Игорю. Павел — по врожденному добродушию, Сашка — потому, что всегда готов был уступить силе.