Труды и дни мистера Норриса

Часов в шесть, после чая, в холле начались танцы. Пит и Куно так и не появились; также и г-н Ван Хорн — к немалому моему облегчению. Я вполне комфортно чувствовал себя в полном одиночестве, наблюдая за постояльцами. Затем появился Марго, один. Он прошел на противоположную от входа сторону застекленной веранды и сел за столик — не далее чем в паре ярдов от меня. Я украдкой, как мне показалось, бросил взгляд в его сторону и тут же встретился с ним глазами. Взгляд был, как и следовало ожидать, холодный, прямой и жестко-испытующий. В груди у меня екнуло: ситуация становилась прямо-таки небезопасной. Может быть, подойти к нему прямо сейчас и попробовать заговорить? В конце концов, это избавило бы его от множества лишних усилий. Мне стоило всего-то навсего сказать Куно, что я случайно повстречал здесь старого знакомого, и представить их друг другу. С какой стати Куно станет подозревать, что встреча подстроена? Я поколебался, начал было вставать, потом передумал. Наши глаза снова встретились. И на сей раз я прекрасно понял смысл его взгляда. «Не валяй дурака, — сказали мне. — Я сам справлюсь. Не суй свой нос в дела, в которых ничего не смыслишь».

«Ладно, — сказал я ему так же молча, едва заметно пожав плечами. — Как знаете. Это ваши дела».

И, с неясным чувством обиды, я встал и вышел из холла; этот молчаливый тет-а-тет начал действовать мне на нервы.

За ужином как Куно, так и г-н Ван Хорн были — каждый на свой лад — в весьма приподнятом состоянии духа. Пит тосковал. Может быть, ему, так же, кстати, как и мне, было неудобно в непривычно жесткой сбруе вечернего костюма. Если так, то во мне он вызывал самое искреннее чувство симпатии. Дядюшка время от времени проходился на его счет — по его молчаливости и так далее, — а я размышлял о том, какое это, должно быть, малоприятное занятие — путешествовать вдвоем с г-ном Ван Хорном.

Мы уже почти покончили с ужином, когда в столовой появились Марго и его спутница. Заметил я их сразу, поскольку с тех самых пор, как мы сели за стол, подсознательно следил за дверью. Марго был во фраке и с цветком в петлице. На девушке было великолепное платье из какого-то переливчатого материала, похожее на серебряную кольчугу. Они прошествовали по длинному проходу между столиками, сопровождаемые взглядами оторвавшихся от ужина постояльцев.

— Глянь-ка, Пит, — воскликнул г-н Ван Хорн, — а вот в самый раз по тебе и красотка. Что бы тебе не пригласить ее сегодня на танец? Ее папаша тебя не укусит.

Чтобы добраться до своего столика, Марго пришлось пройти буквально в нескольких дюймах за спинками наших стульев, — и он походя адресовал нам легкий полупоклон. Куно, с его неизменной обходительностью, не мог, естественно, не вернуть знака внимания. На секунду мне показалось, что Марго воспользуется этим началом — хотя бы для того, чтобы ввернуть подходящее к месту и времени замечание о погоде. Ничего подобного не произошло. Они сели за свой столик, а мы почти в тот же самый момент поднялись, чтобы пройти в курительную и выпить по чашечке кофе.

Здесь излияния г-на Ван Хорна приняли вдруг самый неожиданный поворот. Он словно почувствовал, что его манера доброго старого дядюшки и его сомнительного достоинства истории себя исчерпали. Совершенно внезапно он стал говорить об искусстве: в Париже, по его словам, у него был дом, едва ли не полностью отведенный под своего рода музей и буквально битком набитый гравюрами и старинной мебелью. Он никоим образом не пытался произвести на нас впечатление, но вскоре стало ясно, что в этой области он настоящий эксперт. Куно страшно заинтересовался разговором. Пит сидел с отсутствующим видом. Несколько раз я видел, как он украдкой бросает взгляд на часы — очевидно, в надежде, что скоро можно будет идти спать.

— Прошу прощения, господа.

Резкий, надтреснутый голос заставил вздрогнуть нас всех, без исключения; никто не видел, как рядом с нашим столиком оказался Марго. Он возвышался над нами: элегантная, изогнутая в сардоническом полупоклоне фигура с сигарой в веснушчатой желтой руке.

— Я должен задать молодому человеку вопрос.

Его круглые, навыкате, глаза остановились на Пите с сугубо прагматическим интересом исследователя, который рассматривает какое-нибудь крошечное насекомое, едва заметное без помощи увеличительного стекла. Бедный мальчик тут же покрылся испариной, впав в совершеннейшее замешательство. Я же, со своей стороны, был настолько ошарашен этим неожиданным тактическим ходом Марго, что только и мог, что взирать на него в немом изумлении: отвесив челюсть. Сам Марго, по всей видимости, искренне наслаждался произведенным драматическим эффектом. Его губы сложились в усмешку — положительно дьявольскую.

— Скажите, вы по происхождению — истинный ариец?

И прежде чем ошеломленный Пит успел хоть что-нибудь ответить, добавил:

— Я Марсель Жанен.