Труды и дни мистера Норриса

— Уверяю вас, это чистейшей воды правда! — Артур восторженно хихикнул. — Столько лет прошло с тех пор… Юношеская неосмотрительность, как-то я с тех пор привык стыдиться этого неосторожного шага… Напечатал ее частным образом в Париже. Мне говорили, что у нескольких известных европейских библиофилов есть в собраниях по экземпляру. Теперь это страшная редкость.

— И вы с тех пор так ничего и не написали?

— Увы… Я вложил свой гений не в книги, а в собственную жизнь. Н-да, мысль весьма банальная. Не важно. Кстати, раз уж все равно разговор зашел на эту тему: вы знаете, я ведь даже не успел попрощаться с моей милой Анни. Может быть, еще не поздно пригласить ее заглянуть к нам сегодня после обеда, а, как вы считаете? В конце концов, ведь раньше чая я никак не тронусь в путь.

— Нет, Артур, лучше не стоит. В дороге вам потребуются все ваши силы.

— Ах вы… Ха-ха-ха! Может, вы и правы. Боль расставания будет, конечно же, такой жестокой…

После обеда Артур прилег отдохнуть. Я отвез его чемоданы в такси на вокзал Лертер и оставил в камере хранения. Артуру хотелось избежать долгой церемонии прощания с домашними. На посту стоял долговязый сыщик. За погрузкой в такси он наблюдал с интересом, но проследить за мной даже и не попытался.

За чаем Артур нервничал и находился в откровенно подавленном состоянии духа. Мы сидели вдвоем в разгромленной спальне: дверцы шкафов стояли раскрытыми настежь, матрац был скатан и лежал в ногах кровати. Мне без всякой видимой причины было страшно. Артур устало потер подбородок и вздохнул:

— Чувствуешь себя Старым годом, Уильям. И скоро полночь.

Я улыбнулся:

— Через неделю вы будете нежиться на палубе в лучах тропического солнца, пока мы мерзнем и мокнем в этом чертовом городе. Должен признаться, что завидую вам, Артур.

— В самом деле, мальчик мой? А мне порой так надоедают все эти бесконечные путешествия. Я ведь по природе человек домашний. И только и мечтаю, чтобы осесть, остепениться…

— Ну так что же вам мешает?

— Я сам себе частенько задаю этот вопрос… Вечно что-нибудь случается.

Наконец настало время отправляться.

Сквозь густое крошево бессмысленных, суетливых движений Артур надевал пальто, терял и снова находил перчатки, принимался в последний раз поправлять парик. Я поднял его чемодан, и мы вышли в прихожую. Осталось исполнить только самую тягостную обязанность: пройти испытание расставанием с фройляйн Шрёдер. Она, с глазами на мокром месте, как раз появилась из гостиной:

— Ну, герр Норрис…

Раздался громкий звонок и буквально в ту же секунду в дверь дважды постучали. От неожиданности Артур буквально подскочил на месте:

— Боже правый! Что это может быть?

— Наверное, почтальон, — сказала фройляйн Шрёдер. — Прошу прощения, герр Брэдшоу…

Она едва успела приоткрыть дверь, как стоявший снаружи человек мигом протиснулся мимо нее в квартиру. Это был Шмидт.

Ему не нужно было даже открывать рта для того, чтобы всем стало ясно: он пьян сверх всякой меры. Он стоял, неуверенно раскачиваясь на ногах, без шляпы, в залихватски заброшенном на плечо галстуке и сбившемся на сторону воротничке. Его и без того широкое лицо воспалилось и распухло так, что глаза превратились в узкие щелочки. Места в коридоре для нас четверых было явно недостаточно. Мы стояли так тесно, что до меня доносился запах его дыхания. Пахло преотвратно.

Сбоку от меня вскрикнул Артур, испуганно и несвязно, сам же я не в силах был даже пошевелиться, просто стоял и смотрел. Как ни странно, я оказался совершенно не готов к появлению Шмидта. За последние двадцать четыре часа я успел совершенно позабыть о самом факте его существования.

Он был — хозяин положения и прекрасно это понимал. Его лицо буквально излучало злую волю. Он пинком захлопнул за спиной дверь и неторопливо окинул взглядом: нас обоих, надетое на Артуре пальто, чемодан в моей руке.

— Смотаться решил, а? — громко сказал он, так, словно с некоторого удаления говорил с большой аудиторией. — Понятно… думал, скинул меня с хвоста, так, да?

Он сделал шаг вперед и оказался лицом к лицу с испуганным, дрожащим как лист Артуром.

— Как вовремя я зашел, не правда ли? Для тебя-то, конечно, совсем не вовремя…

Артур издал еще один звук, нечто вроде писка вусмерть перепуганной мыши. И тут же Шмидт впал в настоящий приступ бешенства. Он стиснул кулаки и выкрикнул отчаянно, яростно:

— Ты, хамская рожа!