Читаем Труды по античной истории полностью

3. Стиль приведенного пассажа у Фукидида весьма напоминает законченные по смыслу небольшие «истории» Ферекида, в которых перечисляется несколько связанных между собою событий, ведущих к логическому концу, и наличествует краткое заключение в виде сообщения о последнем факте. Такова история об Ареитое (Pher. 87; FHG. Schol. ad Hom. Il. VII, 9): «Ареитой из Беотии, лучший из людей в свое время, отправился в Аркадию, ибо было там некое столкновение между аркадцами и беотийцами из-за пограничных камней. Там награбил множество добычи. Подвергшийся презрению аркадцев Ликург, сильнейший среди них муж, устроил засаду, убил его и захватил все его оружие и дубину, и вернул награбленное».

В таком перечне событий порядок их перечисления нередко нарушается, что создает своеобразную логическую инверсию, которая должна подчеркнуть причинно-следственную связь между фактами посредством сложносочиненного предложения[188]. Так, например, в данном пассаже у Фукидида сначала говорится о гибели Эврисфея, а уже потом о том, как он поручил Микены и другие свои владения Атрею. «История» заканчивается тем, что пелопиды стали сильнее персеидов, что завершает пассаж, начатый с рассказа о богатстве самого Пелопа. Таково сообщение о бесплодии Гермионы у Ферекида в «истории» о путешествии Неоптомена в Дельфы (Schol. Eur. Orest. 1654), а также об оставлении Геракла в Афетах во время путешествия аргонавтов (Apoll. Bibl. I, 9, 19), где сначала сообщается о том, что Геракл там остался, и уже потом говорится о причинах этого.

Перечисленные аргументы дают возможность предположить, что выражение τὰ σαφέστατα Πελοποννησίων относится к сочинениям Ферекида. Фукидид, безусловно, не мог не относиться с почтением к тем необъятным познаниям, которыми тот обладал, однако использовать их он мог только в ограниченном числе случаев, ибо Ферекида интересовал только древнейший период: гибель Эврисфея описывается почти в конце его труда[189]. Вместе с тем десятая книга сочинения Ферекида содержит материал, интересный для Фукидида и использованный им, а кроме всего прочего отсутствующий у остальных логографов: это сообщение об афинской колонизации (fr. III, 112).

Ферекид говорит: «Милет и Миунт, да и земли около Микале и Эфеса сначала занимали кары, дальше прибрежные области до Фокеи, Хиоса и Самоса, в котором властвовал Анкей – лелеги. И те и другие были изгнаны ионянами и ушли в другие части Карии. Переселение ионийцев, оно было позже, чем эолийское, возглавил Андрокл, родной сын царя Афин Кодра, он и положил начало Эфесу» (FHG. III из Strabo. XIV, p. 632c). Этот рассказ, как мы можем предполагать на основании сопоставления фрагмента Гелланика (приложение, фр. 11) с текстом Паросской хроники (А25), значительно полнее и интересней, чем сообщение о колонизации у Гелланика. Его насыщенность этнографическими подробностями, конечно, могла привлечь Фукидида (I, 12, 4), который говорит, что «эллины начали высылать колонии (здесь, как и у Ферекида ἀποικίας ἐξέπεμψε, καὶ Ἴωνας μὲν Ἀθηναῖοι καὶ νησιωτῶν τοὺς πολλοὺς ὤικισαν, то есть афиняне заселили Ионию и многие из островов»; дальше он рассказывает о Пелопоннесской колонизации. Все это, как и у Ферекида, случилось ὕστερον по сравнению с Троянской войной и эолийской колонизацией, которая, по Фукидиду, происходила еще во времена дорийского переселения (IV, 42, 2), что тоже могло быть сообщено Ферекидом в силу его интереса к ранней Эолии. Ферекиду, по сообщению Суды, принадлежит ἡ Ἀττικὴ ἀρχαιολογία, вместе с тем у Платона в «Гиппии большом» имеется характеристика «археологии» как жанра, весьма точно определяющего как сочинение Ферекида, так и соответствующую часть труда Фукидида: Περὶ τῶν γενων… τῶν τε ἠρώων καὶ τῶν ἀνθρώπων, καὶ τῶν κατοικίσεων, ὡς τò ἀρχαῖον ἐκτίσθησαν αἱ πόλεις, καὶ συλλήβδην πάσης τῆς ἀρχαιολογίας (Plato. Hipp. Maj.

285d, о родах героев и людей, о переселениях, о том, как в древности основывались города и, словом, обо всей «археологии»). Здесь перечисляются три основных компонента труда Ферекида, которые, в сущности, составляют и содержание «Археологии» у Фукидида[190], что может свидетельствовать о прямой зависимости между двумя этими авторами.

<p>§ 5. Гелланик. Мифологические тексты</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Humanitas

Индивид и социум на средневековом Западе
Индивид и социум на средневековом Западе

Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» – неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху.По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.

Арон Яковлевич Гуревич

Культурология
Гуманитарное знание и вызовы времени
Гуманитарное знание и вызовы времени

Проблема гуманитарного знания – в центре внимания конференции, проходившей в ноябре 2013 года в рамках Юбилейной выставки ИНИОН РАН.В данном издании рассматривается комплекс проблем, представленных в докладах отечественных и зарубежных ученых: роль гуманитарного знания в современном мире, специфика гуманитарного знания, миссия и стратегия современной философии, теория и методология когнитивной истории, философский универсализм и многообразие культурных миров, многообразие методов исследования и познания мира человека, миф и реальность русской культуры, проблемы российской интеллигенции. В ходе конференции были намечены основные направления развития гуманитарного знания в современных условиях.

Валерий Ильич Мильдон , Галина Ивановна Зверева , Лев Владимирович Скворцов , Татьяна Николаевна Красавченко , Эльвира Маратовна Спирова

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука