Труп в оранжерее

Он слышал, как сам Денвер поднялся несколько позже — он не мог сказать, насколько позже, так как в это время чистил зубы. (Смех в зале.) Он, конечно, слышал громкие голоса и ссору, происходящую по соседству и в коридоре; слышал, как кто-то сбежал вниз по лестнице; выглянув из двери своей комнаты и увидев Денвера в коридоре, он сказал: «Привет, Денвер, что за ссора?», но ответа не получил. Денвер побежал в свою спальню и прокричал из окна: «Не будь задницей, приятель!» Он действительно выглядел очень сердитым, но достопочтенный Фредди не придал этому никакого значения. Кто-нибудь всегда доставал Денвера, но это никогда ни к чему не приводило. Больше пыли, чем драки, по его мнению. Был знаком с Кэткартом непродолжительное время — всегда считал его нормальным — нет, он не любил Кэткарта, но считал его нормальным, понимаете, и ничего плохого о нем не слышал. О господи, нет, он никогда не слышал о том, чтобы Кэткарт обманывал в картах! Ну нет, конечно, он не искал общения с людьми, обманывающими в картах, — это не то, чего обычно ожидаешь. Он был когда-то в клубе в Монте-Карло — и ничего не заметил в ходе игры. Не замечал ничего особенного в отношении Кэткарта к леди Мэри или ее к нему. Не предполагал, что когда-либо заметит что-нибудь; не считает себя наблюдательным человеком. По своей природе он не любитель вмешиваться; счел, что перебранка в среду вечером — не его дело. Лег в кровать и заснул.

Следователь: Вы слышали что-нибудь еще той ночью?

Достопочтенный Фредерик: Нет, до тех пор, пока бедная маленькая Мэри не разбудила меня. Затем я поковылял вниз и нашел Денвера в оранжерее, где он обмывал голову Кэткарта. Мы думали, что должны очистить гравий и грязь с его лица, понимаете.

Следователь: Вы не слышали никакого выстрела?

Достопочтенный Фредерик: Ни звука. Но я сплю довольно крепко.

Полковник и миссис Марчбэнкс спали в комнате над тем, что называется кабинетом, но в большей степени является курительной. Они оба дали одинаковые показания по поводу беседы, которую они вели в 23.30. Миссис Марчбэнкс засиделась допоздна, занимаясь составлением писем, тогда как полковник уже лег спать. Они слышали голоса и беготню, но не обратили на это никакого внимания. Для членов компании не было необычным кричать и бегать. Наконец, полковник сказал: «Ложись спать, моя дорогая, уже половина двенадцатого, а нам завтра рано вставать. Ты будешь ни к чему не пригодной». Он сказал так потому, что миссис Марчбэнкс была заядлая спортсменка и всегда несла свое ружье вместе с остальными. Она ответила: «Я уже иду». «Ты — единственная грешница, сжигающая масло полуночи, все уже погасили лампы», — заметил полковник, на что миссис Марчбэнкс ответила: «Нет, герцог еще не спит; я слышу его шаги в кабинете». Полковник Марчбэнкс прислушался и согласился с ней. Ни один из них не слышал, как герцог поднимался снова. Они также не слышали никакого шума ночью.

Мистер Петтигру-Робинсон, казалось, давал показания с огромным нежеланием. Он и его жена легли спать в десять. Они слышали ссору с Кэткартом. Мистер Петтигру-Робинсон, опасаясь, как бы чего не случилось, открыл дверь в тот момент, когда герцог говорил: «Если вы посмеете снова заговорить с моей сестрой, я переломаю вам все кости», или что-то в этом роде. Кэткарт сбежал вниз. Лицо герцога было багровым. Он не обратил внимания на мистера Петтигру-Робинсона, но перемолвился несколькими словами с мистером Арбатнотом и ушел к себе в спальню.

Мистер Петтигру-Робинсон вышел в коридор и обратился к мистеру Арбатноту: «Скажите, Арбатнот…», но тот очень грубо захлопнул дверь перед его носом. Затем он пошел к двери герцога и постучал: «Послушайте, Денвер…» Герцог вышел, стремительно промчался мимо, даже не заметив его, и спустился по лестнице. Внизу герцог велел Флемингу оставить дверь оранжереи открытой, поскольку мистер Кэткарт вышел. Затем герцог вернулся. Мистер Петтигру-Робинсон попытался поймать его, когда тот проходил мимо, и сказал снова: «Скажите же, Денвер, что происходит?» Герцог ничего не ответил и бесцеремонно закрыл дверь своей спальни. Позже, однако, — в 23.30, если быть точным, — дверь герцога открылась, и в коридоре послышались осторожные шаги. Он не мог сказать, направились ли они вниз. Ванная и уборная были в его стороне коридора, и, если бы кто-то вошел в любую из этих комнат, он должен был бы услышать. Он не слышал возвращения шагов. Он слышал, что его дорожный будильник ударил двенадцать, перед тем как отключиться. Он узнал звук открываемой двери спальни герцога, поскольку петли на ней скрипели по-особенному.