Трущобы Севен-Дайлз

– В таком случае непременно, – кивнул Якуб. – За что я вам искренне благодарен.

Питт произнес пару фраз о том, как ему понравился город, похвалил красоту достопримечательностей, которые он успел посмотреть, особенно отметив дамбу между старым маяком и городом.

– Казалось, если закрыть глаза, а затем открыть их вновь, то я увижу Фарос таким, каким он был, когда считался одним из семи чудес света, – восторженно произнес он и тут же застеснялся своей искренности.

Впрочем, похоже, Якуб прекрасно его понял. Его лицо смягчилось, поза сделалась менее напряженной. Влюбленный в свой город александриец, он был только рад слышать восторги по поводу его красоты.

– Эта дамба называется Гептастадион, – пояснил он. – Построена Динократом. К востоку от нее в Средние века располагался старый порт. Но в городе немало и других достопримечательностей. Если вы интересуетесь историей, то тут есть гробница Александра Великого. Некоторые утверждают, что она расположена под мечетью Наби Даниэль, другие – что в соседнем некрополе. – Он виновато улыбнулся. – Извините, если я говорю слишком много. Но рад поделиться моим городом с тем, кто смотрит на него глазами друга. Вы непременно должны прогуляться вдоль канала Махмудия до Садов Антониадиса, где каждая горсть земли полна истории. Там жил поэт Каллинах, там он учил своих учеников, а в 640 году Помпилий не дал сирийскому царю захватить город. – Якуб пожал плечами. – Есть также римская гробница, – добавил он с улыбкой.

Рядом с их столиком вырос официант.

– Вы знакомы с местной кухней? – спросил Якуб.

– Едва ли, – признался Питт, давая своему собеседнику возможность продемонстрировать знание и учтивость.

– В таком случае я осмелюсь предложить мулюхиз, – ответил Якуб. – Это зеленый суп, наш местный деликатес. Вы наверняка его оцените. А затем – хамам махши, или фаршированный голубь. – Он вопросительно посмотрел на Питта.

– Это было бы великолепно, спасибо, – согласился тот.

Пока они ждали, когда им принесут ужин, Питт задал Якубу еще несколько вопросов о городе. Лишь когда суп – а он воистину оказался выше всяческих похвал – был наполовину съеден, Якуб, наконец, затронул тему, ради которой они, собственно, и встретились.

– Вы сказали, что мисс Захари оказалась в затруднительном положении, – произнес он, откладывая ложку и пристально глядя Питту в глаза. Впрочем, его голос звучал легко и естественно, как будто они все еще обсуждали город. Его тревогу выдавал только его взгляд.

Питт уже знал, что в городе отличная телефонная связь, порой куда более надежная, нежели в Лондоне, так что вполне возможно, что Якуб уже знал про ее арест и выдвинутое против нее обвинение. Так что лучше проявить осмотрительность, чтобы не попасться на неточности, не говоря уже об откровенной лжи.

– Боюсь, что дело серьезное, – признал он. – Не знаю, имела ли она возможность поставить в известность семью. С другой стороны, вдруг она сама не хотела их тревожить. Однако, будь она моей сестрой или дочерью, я бы предпочел узнать все до единой подробности, чтобы знать, как поступить дальше, чтобы ей помочь.

Даже если Якубу и было что-то известно, он не показал вида.

– Разумеется, – пробормотал он. – Естественно.

Однако, судя по нему, он ничуть не удивился тому, что Аеше Захари грозит некая опасность. Лично Питт ожидал услышать от Якуба слова удивления или тревоги. Но не услышал ни тех ни других.

Было ли это потому, что Якуб уже знал о ее судьбе из новостей, или это как-то связано с характером самой Аеши, который был ему известен? Вспомнив предостережение Наррэуэя, Питт поежился; по спине пробежал неприятный холодок, и где? – здесь, в теплом зале ресторана, где витали пряные ароматы восточных блюд, а в открытые двери прилетал лишь легкий морской бриз. Молодой араб, сидевший напротив него, был само обаяние. Но кто поручится, что у него внутри? Вдруг его интересы коренным образом отличаются от интересов Питта и британского правительства?

– Вы знакомы с ее семьей? – спросил Питт.

Якуб едва заметно пожал плечами – элегантный жест, который мог означать все, что угодно.

– Ее мать умерла много лет назад, отец – года три или четыре, – ответил он.

Питт не ожидал услышать в его голосе нотку сожаления.

– И у нее больше никого нет? Ни брата? Ни сестры?

– Никого, – подтвердил Якуб. – Она была единственным ребенком. Видимо, именно поэтому отец так заботился о ее образовании. Она была для него зеницей ока. Кстати, она говорит не только по-английски, но также знает французский, греческий и итальянский. И, конечно, арабский, ведь это ее родной язык. Но более всего она преуспела в философии, истории человеческой мысли и идей. – Якуб пристально смотрел на Питта и не мог не заметить его удивления. – Вы смотрите на красивую женщину и видите в ней лишь источник наслаждения, – заметил он.

Питт открыл было рот, чтобы возразить но затем понял: его собеседник прав и прекрасно это знал. Покраснев до корней волос, он промолчал.