Трущобы Севен-Дайлз

Веспасия же решила, что с ее стороны не будет большим грехом польстить этой наивной душе еще больше.

– Если вы пробудете в городе до конца месяца, – продолжила она, – меня всегда можно застать дома по понедельникам и средам, и если вы сочтете нужным нанести мне визит, всегда буду рада видеть вас. – Вытащив из серебристого ридикюля визитку, она вручила ее растерянной вдове.

Та взяла ее, словно некое сокровище, что, впрочем, так и было: все знали, что знакомство с Веспасией не купить ни за какие деньги. Вдова, заикаясь, пролепетала слова благодарности, сестра Гаррика с трудом спрятала свою зависть. С другой стороны, если вести себя осмотрительно, тем более что миссис Арбатнотт – гостья их семьи, она вполне может составить ей компанию, не удостоившись при этом косых взглядов.

Веспасия тем временем повернулась к Гаррику.

– Как ваше здоровье, Фердинанд?

Это была расхожая банальность, какую обычно произносили за неимением лучшего. Ответ был всегда положительным; никаких подробностей не требовалось. Впрочем, они никого не интересовали.

– Отменное, – ответил он. – Думается мне, что и ваше тоже. Впрочем, иной я вас никогда не видел. – Он не мог позволить спровоцировать себя на откровенную бестактность, тем более в присутствии гостей.

Веспасия улыбнулась, как будто услышала его слова и сочла их за комплимент. Она отлично знала: сказаны они лишь затем, чтобы пустить пыль в глаза, а вовсе не от души.

– Спасибо. Вы говорите с такой теплотой, какую невозможно счесть просто за впитавшуюся в плоть и кровь учтивость. – Эта словесная игра доставляла Веспасии некую садистскую радость. Она даже позабыла о том, сколь антипатичен ей Гаррик. Он напоминал других известных ей агрессивных святош, помешанных на соблюдении правил, самоконтроле, не умеющих прощать и смеяться, зато черпавших в своей праведности некое ледяное удовольствие. Возможно, такое мнение скорее было плодом ее ума, нежели было свойственно ей на самом деле. Разве за ней не водился тот же грех, в каком она обвиняла Гаррика? Позднее, когда она будет одна, она должна попытаться вспомнить все, что ей известно о нем.

Она постаралась придать лицу заинтересованное выражение.

– А как поживает Стивен? Мне показалось, что на днях я видела его в парке, однако он ехал так быстро, что я вполне могла обознаться. Он не мог там кататься вместе с барышней из семейства Маршей? Не помню, как ее зовут. Та, что с пышной прической?

Гаррик застыл в неподвижности. И хотя внешне это никак не проявилось, Веспасия не сомневалась: он напряженно придумывает ответ.

– Нет, – произнес он наконец. – Наверное, это был кто-то другой.

Веспасия продолжала вопросительно смотреть на него, как будто правила хорошего тона требовали некое дополнительное объяснение. Ничего не добавить – значит проявить неучтивость.

По лицу Гаррика промелькнула тень раздражения, причем на миг вполне явственная. Веспасия не знала, сделать по этому поводу замечание или нет. Лучше не надо, ибо он поспешил сменить тему.

– Прошу прощения. – Она поспешила загладить конфуз прежде, чем то сделал бы его шурин. – У меня даже в мыслях не было ставить вас в неловкое положение.

Лицо Гаррика вспыхнуло гневом. Щеки пошли красными пятнами, а тело как будто сковал столбняк.

– Не говорите глупостей! – воскликнул он, сверля ее колючим взглядом. – Я лишь пытался предположить, кого вы могли видеть. Стивену последнее время нездоровилось. А с приближением холодов его недомогание только обострилось бы. – Гаррик вздохнул – В общем, он уехал на юг Франции. Там теплее и не так сыро, как здесь.

– Мудрое решение, – согласилась Веспасия, не зная, верить ему или нет. Объяснение звучало в высшей степени разумно и убедительно. И все же оно плохо сочеталось с тем, что Грейси слышала от домашней прислуги в кухне дома на Торрингтон-Сквер. – Надеюсь, он взял с собой кого-то, кто бы мог там ухаживать за ним, – добавила она, по мере возможностей изобразив искреннюю заботу.

– Разумеется, – ответил Гаррик и снова вздохнул. – Своего камердинера.

Задать новый вопрос означало бы проявить неприличное любопытство, а, как всем было известно, за Веспасией этот грех никогда не водился. Любопытство было вульгарно; оно означало, что собственная жизнь любопытствующего настолько скучна и неинтересна, что не способна занять его ум. Признаться в этом значило выставить себя в глазах общества последним неудачником.

– Думаю, он вскоре почувствует целебное влияние южного климата, – сказала Веспасия. – Лично я не любительница января и февраля. Когда-то я предпочитала их, когда проводила больше времени за городом. Прогулка по лесу способна доставить удовольствие в любое время года. Снег на лондонских улицах не идет ни в какое сравнение… чаще всего лишь намочишь подол до самых коленей. Так что да, юг Франции куда приятнее в любое время года.

Фердинанд Гаррик в упор посмотрел на нее; в его взгляде отчетливо промелькнула враждебность, понимание того, что Веспасия заглянула к нему в ложу вовсе не затем, чтобы засвидетельствовать свое почтение незнакомой ей женщине.