Трусливый ястреб

Ступи засмеялся. Его живот и щеки затряслись. Я обратил внимание на пятна от шоколада на его губах, а потом увидел плитку, которую он сжимал в грязной лапе.

– Монк, он думает, что ты писатель.

Он громко расхохотался. Монк метнул в него взгляд, который моментально убил смех. Ступи заморгал и уважительно притих.

– Нет, еще нет, – ответил Монк. – Пока что я собираю материал. Когда-нибудь…

Он замолк, будто избегая больной темы.

– Я смотрю, у тебя уже солидные запасы.

Я кивнул на коробку.

– Спасибо, это еще не все, – он указал на четыре коробки, перетянутые резинками, которые стояли возле брезентовой стены. – Когда-нибудь… Ты удивишься, узнав, что люди говорят про эту войну.

Он медленно и многозначительно кивнул. Я продемонстрировал согласие.

– Так, так, так. Кто у нас тут, – произнес голос из-за полога.

– Вулф!

– Мэйсон, сколько лет!

Мы оба рассмеялись. Вулф был моим товарищем по летному училищу.

– Я не знал, что тебя занесло к «Старателям», – произнес я.

– Я из тех болванов, кто этот лагерь строил. Пропустил твой приезд.

– Ну, местечко ты выбрал что надо.

– Спасибо.

Вторжение Вулфа напрягло Монка. Он стянул резинку с запястья, обмотал ею коробку и аккуратно поместил ее к остальным. Затем поднялся и безмолвно протиснулся мимо Вулфа. Вулф не обратил на него ни малейшего внимания. Похоже, они были не в ладах.

Мы с Вулфом перекинулись парой слов. Он прибыл во Вьетнам на месяц раньше меня. Его очень впечатлило, что я успел дорасти до дембеля, которому осталось всего два месяца службы. Я рассказал, что служил в Кавалерии, что недавно встретил в Контуме еще нескольких товарищей по летному училищу. Мы посплетничали о судьбах наших одноклассников и пришли к выводу, что большая часть класса, судя по всему, оказалась в Наме. Кто-то позвал на ужин, и Ступи, которого мы все это время полностью игнорировали, выпрыгнул наружу. Выйдя из палатки, мы заметили Монка, который стоял на руках и пытался преодолеть небольшую песчаную дюну.

– Неплохо, – произнес я, когда мы отошли.

– Он кретин, – кисло ответил Вулф.

Тем же вечером я показал письмо от врача ВВС Доку да Винчи, нашему авиационному врачу. Он согласился, что это вполне может быть стрессовая реакция, и выдал мне успокоительное. Он предупредил, что его можно принимать только по ночам. Летать под таблетками было нельзя. Той ночью я спал крепко.

На следующее утро я вернулся в свое седло – в кресло «Хьюи». Командиром экипажа был Дикон, командир моего взвода. Мы трижды развезли задницы-и-хлам по окрестностям, летая отдельным вертолетом. Дикон полностью доверил мне управление. За четыре часа тем утром я успел приземлиться в такой узкой зоне, что мне пришлось парить вертикально вниз, приземлиться на крошечную вершину, отвезти два таких тяжелых груза, что пришлось взлетать по-самолетному, и напоследок присоединиться к трем другим машинам в полете строем на обратном пути к стоянке. Мне устроили тщательную проверку.

– Чертовски хорошо летаешь, – произнес Дикон, пока я ставил «Хьюи» на стоянку.

– Спасибо, – ответил я.

От пилота-инструктора это был ценный комплимент.

– Если будешь так же хорош завтра, я сразу сделаю тебя командиром экипажа.

Следующий день был последним днем в Нхон Ко. Поэтому, закончив с развозкой задниц-и-хлама, мы направились в Пхан Ранг. Другие вертолеты везли палатки и снаряжение. Я снова хорошо отлетал, и Дикон сдержал слово, назначив меня командиром экипажа. Пока мы шли до роты, он рассказал мне, что Перстень готовит очередную крупную вечеринку.

– У нас редко выдаются такие перерывы, нам торчать здесь еще четыре дня. Перстню нравится, когда солдаты хорошо проводят время. На твоем месте я бы держал постельную скатку наготове, – произнес Дикон.

– Подготовить скатку?

– Ага. Просто скатай матрас и свяжи его.

– Зачем?

– Увидишь.

Было девять вечера, и вечеринка шла полным ходом. Док да Винчи сидел рядом со мной в баре и объяснял, каким образом он подготовил череп, который теперь распевал песни. Док был пьян. Все композиторы собрались в кружок в дальнем углу, они сидели друг напротив друга и шумели, перекрикивая пластинку Джоан Баэз. Они были пьяны. Король Неба и Рэд Блэйкли устроили индийскую борьбу прямо в центре зала. Король Неба держал наполненную до краев кружку пива и заявлял, что разделается с Рэдом, не пролив ни капли.

– Я выварил его, – произнес да Винчи.

– В столовой? – спросил я, заинтересовавшись.

– Не, не. В столовой никто бы не разрешил. Я развел костер на задворках и выварил над ним. Весь день вываривал.

Я глянул на череп, клацавший челюстью под пение Джоан, и подивился его чистой, сияющей белизне.

– Он такой белый.

– Это не от природы. Я закинул его в отбеливатель, когда отскреб все мясо.

Я глотнул бурбона и кивнул.

– Точно! Отбеливатель.

– Так и есть, – ответил да Винчи. – «Клорокс» придаст вашему черепу ослепительный вид.

– Приехали! – заорал Король Неба.

Все замолкли. Я услышал сирену, которая завывала вдалеке.

– Сделал скатку? – Дикон подошел ко мне.

– Ага…

– Умничка, – произнес он.

– Кто приехал? – спросил я Дока.

– Дамочки, кто ж еще.