Трусливый ястреб

Чарли открыли огонь без предупреждения. Голые солдаты бросились врассыпную, когда пули забурлили в воде. Часовые не могли понять, откуда идут выстрелы. В течение нескольких долгих минут солдаты оказались полностью беззащитны. Когда они добрались до оружия, ход битвы резко изменился и чарли были вынуждены отступить.

Я приземлился возле берега реки вскоре после перестрелки, и голые солдаты до сих пор хохотали. Никто серьезно не пострадал. Невероятно, оттого и смешно.

Мы выгрузили еду и уселись отдохнуть, пока солдаты трапезничали. Я уже несколько раз ночевал с этими ребятами. Как всегда, несколько ворчунов обступили вертолет. Парней интересовали всякие технические детали. До какой скорости можно разогнаться? Сколько можно летать без дозаправки? Почему нельзя всегда взлетать вертикально? Страшно ли летать? Остальные держались в сторонке и ухмылялись со знанием дела (обычно так толпятся вокруг автогонщиков).

Другие солдаты открывали коробки с одеждой, которые мы привезли. Их старые, двухдневные комплекты формы в прямом смысле гнили на ходу.

Один парень указал на пулевое отверстие в моей двери.

– Куда попала пуля? – я выдвинул боковую броню и показал ему лунку от попадания.

– Черт меня дери, да ты везунчик.

– Ага, если бы не броня, я бы погиб на месте, – согласился я.

Кто-то просунул голову в кабину и воскликнул:

– Вы и вправду пользуетесь всеми этими кнопками, переключателями и прочими штуками?

– Ага, только не всеми сразу. Мы проверяем их в нужной последовательности.

– А это что такое?

– Это искусственный горизонт, он показывает, где находится настоящий горизонт, когда ты его не видишь, в тумане, например.

Солдат кивнул и произнес:

– Мне дико хочется полетать на такой штуке.

– Чего? Ты рехнулся, Дэниелс? – отозвался его друг. – Хочешь стать гребаной мишенью?

– Всяко лучше, чем бегать, кретин.

– Дружище, ты вообще о чем? Да, мы лезем в грязь, но мы хотя бы можем в нее нырнуть, когда по нам палят. Сколько раз тебе хотелось обоссаться от страха на высадке? Полеты в зоны высадки – худшая часть этой гребаной войны, ты как на ладони. Если бы не эта грязь, я бы целовал землю каждый раз, выходя из этих птичек.

– Ага, но готов спорить, что медсестрички в вашем лагере сходят по вам с ума, да, парни? – спросил Дэниелс.

– В нашем лагере? – я уж собирался объяснять им, что наш лагерь представляет собой кучу песка в Пху Кат и что я не видел ни одной белой женщины с самого прибытия сюда. – Да, в лагере хорошо. Но мы такие же солдаты, как и вы. Хотя медсестрички у нас и правда ненасытные.

– Видишь, придурок. Разуй глаза, вот где высший класс. Здесь мозги нужны. Пока мы хаваем грязь и трахаем кулаки, эти парни спят в мягких кроватках и выбирают, какой девочке они будут присовывать на этот раз.

Его друг не был впечатлен.

– Они имеют право на перепихон. Погляди на эти дырки от пуль. По ним стреляют через крышу, двери и стекла – вся эта машина выглядит как гребаное решето. Я лучше останусь на земле и сотру ладони о свой несчастный член, но вернусь домой к матушке целым.

– Аминь, мать твою, – поддержал его кто-то.

Я обратился к Дэниелсу:

– Если хочешь полетать на вертушке, можешь пойти волонтером. Нам всегда нужны пулеметчики.

– Надо подумать. – Дэниелс выглядел несчастным. – Я уже слишком давно тут торчу. Еще полгода и до свидания.

– Что ж, если вдруг передумаешь…

– Ага, если передумаю.

Рубенски подошел к кабине пилотов.

– Мистер Мэйсон, я тут друга своего встретил.

– Он в этом подразделении?

– Ага, это моя старая рота. Я предложил ему перевестись в 229-й, бортовым пулеметчиком.

– А он что?

– Он согласен. Только представьте, мы вдвоем на одной вертушке! Мы будем выкашивать, просто выкашивать вьетконговцев!

Один из пулеметчиков должен быть бортмехаником, как Миллер. Я рассказал ему об этом.

– Да плевать. Главное, чтобы мы с ним оказались в одной роте. Мы вместе прошли через многое в Чикаго. По возвращении нас ждут большие дела. Знаете, сэр, мы тут стольким штукам научились, что можем любой банк вынести.

– Вынести банк? Вы собираетесь ограбить банк?

– Как по мне, это слишком мелко. Надо что-то покрупнее банка. Поэтому я и пытаюсь подтянуть его к себе. Мы разрабатываем план. Он мозги, а я мышцы.

Я действительно удивился, когда услышал, что Рубенски собирается стать бандитом по возвращении домой. Парень наверняка все выдумал, чтобы хоть как-то отвлечься. Я рассмеялся.

– Думаете, я шучу?

Я снова рассмеялся.

– Что ж, мистер Мэйсон. Вот увидите. Рубенски и Мак-Элрой. Следите за этими именами, сэр. Мы лучшие.

– Буду читать газеты, Рубенски.

– Класс. Большего мне и не надо: дайте нам шанс и читайте газеты. – Рубенски развернулся и увидел, что ворчуны готовят нас к обратному вылету. – Сейчас вернусь, – он побежал к группе солдат.

Ворчуны переоделись в новую форму и принялись за дело. Они грузили на борт пустые пищевые контейнеры, которые нам предстояло отвезти обратно вместе с двумя парнями, получившими незначительные ранения. Когда они отошли от нашего вертолета, я увидел Рубенски, который на прощание обнимался с одним из ворчунов. Он кинулся к машине, когда я запустил двигатель.